Невеста Перуна. Наталья Ладица
сказать, как самую страшную, постыдную тайну, и в то же время восторженно лелеял, как счастливое воспоминание, как восторженную мечту.
– Ну? – слегка повысил голос князь.
– Жену князя.
Твёрдая, но осторожная рука тронула плечо Вадима. Боярин вскочил, с трудом ловя собственный крик. У ложа стоял тот самый отрок, что провожал его в покои князя Аскольда.
– Почивал, боярин? – тщательно пряча усмешку, спросил парень.
– Почивал?
Вадим огляделся. Та самая ложница, где его поселили нынче. Аскольд… Не уж то приснилось? Отрок терпеливо ждал, пока боярин отойдёт ото сна, и вдруг, отчего-то смутившись, пробормотал:
– Князь Дир зовёт на пир. Лишь тебя, боярин, дожидаются.
И вновь они шагают по коридорам княжеских палат, вновь широкая спина всё того же отрока указывает путь. Нет, шли они совсем не там, где давеча, но Вадима так и подмывало окликнуть парня, спросить… О чём? Приходил ли он за ним в ложницу? Отводил ли к Аскольду? Да тот лишь умалишённым сочтёт боярина, а послы таковыми быть не должны. Вадим промолчал.
Гул множества голосов оповестил, что конец пути близок. Вот, наконец, и трапезная. Тряхнув золотыми кудрями и расправив без того широкие плечи, боярин вошёл, заложив пальцы за узорный пояс. Князь Дир широко улыбнулся, кивнул на свободное место ошую себя – одёсную уже восседал гордый, как всегда чуть надменный Аскольд. Вадим впился взглядом в его лицо, ища ответ на свой незаданный вопрос: что это было? Явь? Сон? Морок? Молодший князь прищурился и гневно поджал губы: невежливо столь нагло и открыто пялиться гостю на хозяина. Громко поприветствовав обоих князей, боярин уселся на предложенное ему место.
Славный был пир! Как Аскольд слыл сребролюбивым и скупым, так его брат Дир – хлебосольным и щедрым. Столы ломились от разнообразных блюд, широкой рекой лились квас, медовуха, пиво, даже чарку терпкого царьградского вина получил Вадим из княжеских рук. Без счёта кричали здравницы князьям киевским и князю новгородскому. Скоморохи веселили люд честной задорной пляской, громкой музыкой да частушками. После гусляры-песельники выводили густыми голосами волнующие напевы. Специально обученные девушки-рабыни из далёких стран танцевали невероятно чувственные, знойные танцы. Последнего развлечения боярин, правда, не одобрял. Ему гораздо больше нравились весёлые танцы свободных дев, танцующих не по принуждению, а по воле души, но его никто не спросил. Не дело это – указывать хозяину, чем гостей развлекать. И потом – другим, кажется, нравится.
Ласково глядя в глаза боярину, князь Дир живо интересовался здоровьем князя Рюрика, молодой княгини, их дочери, пасынка Аскольда, некоторых других знакомцев. Князь Аскольд – не то. Он сидел мрачнее мрачного, смурнее смурного, в разговоры не вступал, пил не хмелея и будто вовсе не одобрял общего веселья. Несколько раз его глаза цвета преисподней выуживали взгляд Вадима, но тот каждый раз трусливо отворачивался. Да и кто, скажите на милость, сохранил бы присутствие духа под таким-то взглядом?
Вскоре боярин заметил, что как-то слишком