Денискины рассказы: о том, как всё было на самом деле. Виктор Драгунский
с ней на электричке.
Тогда Мишка сказал:
– Вот это да! А может, вы и меня захватите?
Я очень обрадовался, что Мишка тоже согласен ехать с нами, все-таки мне с ним куда интереснее будет, чем только с одной Марьей Петровной. Я сказал:
– Какой может быть разговор! Конечно, мы тебя возьмем, с удовольствием! Марья Петровна добрая, чего ей стоит!
И мы стали вдвоем ждать с Мишкой. Мы вышли в переулок и долго стояли и ждали, и, когда появлялась какая-нибудь женщина, Мишка обязательно спрашивал:
– Эта?
И через минуту снова:
– Вон та?
Но это всё были незнакомые женщины, и нам стало скучно, и мы устали так долго ждать.
Мишка рассердился и сказал:
– Мне надоело!
И ушел. А я ждал. Я хотел ее дождаться. Я ждал до самого обеда. Во время обеда папа опять сказал, как будто между прочим:
– Так идешь на Чистые? Давай решай, а то мы с мамой пойдем в кино!
Я сказал:
– Я подожду. Ведь я обещал ей подождать. Не может она не прийти.
Но она не пришла. А я не был в этот день на Чистых прудах и не посмотрел на голубей, и папа, когда пришел из кино, велел мне уходить от ворот. Он обнял меня за плечи и сказал, когда мы шли домой:
– Это все еще будет в твоей жизни. И трава, и речка, и лодка, и собака… Все будет, держи нос повыше!
Но я, когда лег спать, я все равно стал думать про деревню, лодку и собачонку, только как будто я там не с Марьей Петровной гуляю, а с Мишкой и с папой или с Мишкой и мамой. И время потекло, оно проходило, и я почти совсем забыл про Марью Петровну, как вдруг однажды, пожалуйте! Дверь растворяется, и она входит собственной персоной. И сережки в ушах звяк-звяк, и с мамой чмок-чмок, и на всю квартиру пахнет чем-то сухим и сладким, и все садятся за стол и начинают пить чай. Но я не вышел к Марье Петровне, я сидел за шкафом, потому что я сердился на Марью Петровну.
А она сидела как ни в чем не бывало, вот что было удивительно! И когда она напилась своего любимого чаю, она вдруг ни с того ни с сего заглянула за шкаф и схватила меня за подбородок.
– Ты что такой угрюмый?
– Ничего, – сказал я.
– Давай вылезай, – сказала Марья Петровна.
– Мне и здесь хорошо! – сказал я.
Тогда она захохотала, и все на ней брякало от смеха, а когда отсмеялась, сказала:
– А чего я тебе подарю…
Я сказал:
– Ничего не надо!
Она сказала:
– Саблю не надо?
Я сказал:
– Какую?
– Буденновскую. Настоящую. Кривую.
Вот это да! Я сказал:
– А у вас есть?
– Есть, – сказала она.
– А она вам не нужна? – спросил я.
– А зачем? Я женщина, военному делу не училась, зачем мне сабля? Лучше я тебе ее подарю.
И было видно по ней, что ей нисколько не жаль сабли. Я даже поверил, что она и на самом деле добрая. Я сказал:
– А когда?
– Да завтра, – сказала она. – Вот завтра придешь после школы, а сабля – здесь.