Истинное имя. Том 2. Рэйда Линн
будто постарел, как бы нелепо ни было говорить о старости по отношению к тридцатилетнему мужчине. Галахос помнил его совсем молодым, полным сил рыцарем, светившимся от счастья в день своей помолвки. С юношески-обаятельной улыбкой и до неприличия счастливым взглядом человека, от избытка радости желавшего обнять весь мир. Маг испытал невольное злорадство, увидев, как осунулось лицо Валларикса и как не вяжется с улыбкой императора его усталый и необъяснимо грустный взгляд… как над сведенными бровями обозначились морщины от тревог и постоянных размышлений. Изменения были как будто незначительными, и возможно, что люди, видевшие Валларикса каждый день, их вообще не замечали. Но в памяти Галахоса Валларикс еще оставался тем юношей, каким он видел императора в последний раз в день его свадьбы, и перемены, как с удовольствием отметил маг, были разительными.
Но когда чародей, следивший за движением кортежа, перевел взгляд с императора на его свиту и увидел лорда Ирема, скользившего по напирающей со всех сторон толпе людей обманчиво ленивым взглядом, маг непроизвольно вздрогнул. Он и не подозревал, что после стольких лет воспоминания окажутся такими яркими.
…Рыцарь смотрел на него в упор, и под этим мрачным взглядом узник чувствовал себя как насекомое, которое пришпилили к стене булавкой. Камни за его спиной были ничуть не холоднее этих глаз.
– У меня мало времени, – сурово произнес лорд Ирем. – Я уже потратил почти сутки, добиваясь от тебя признания. А между тем магистр из Совета Ста свидетельствует, что ты знаешь куда больше, чем сказал.
Галахос ждал, что к нему вызовут какого-нибудь мага. Но эта надежда рухнула, когда этот Хеггов калариец произнес: «Есть более простые способы заставить тебя говорить. Ты меня понимаешь?..»
Разумеется, Галахос понимал. Он вжался в стену, глядя на нависшего над ним мужчину с недоверием и ужасом.
– Вы не посмеете!..
– Посмею. И не сомневайся даже, – с леденящей ненавистью отозвался коадъютор, подойдя к нему почти вплотную и прижав ладонь к стене над головой Галахоса. Маг явственно представил, как тот сильно, без замаха, бьет его в лицо, и рот мговенно наполняется солоноватой кровью… Он сглотнул.
Но Ирем его не ударил. Отстранившись, рыцарь с полминуты наблюдал за узником с каким-то новым выражением. Потом его губы изогнулись в саркастической усмешке.
– Я займусь тобою сам, Галахос. Будь уверен, что к исходу ночи ты мне все расскажешь. Абсолютно все.
В камере было довольно холодно, но по спине Галахоса ручьем струился пот.
До этой ночи он считал мессера Ирема цепным псом Императора, чем-то вроде бессловесного орудия. Пусть даже наделенного определенной предприимчивостью, но, в конечном счете, только исполняющего чужую волю. И закованным, как в латы, в нерушимость рыцарского Кодекса.
Но человек, стоявший рядом с ним, явно был так же мало связан Кодексом, как и вообще какими бы то ни было соображениями человечности и сострадания.
Галахос ощутил