Я хочу ребёнка. Катарина Вадимовна Салазкина
исчерпана и больше не поднималась, и мои болевые точки больше никто не трогал. Наташины же дети то танцевали под новогодние песенки, то шумно декламировали стихи, выпрашивая у деда «мадалинку», то надевали маски и бегали вокруг ёлки. Я налегала на «вдову» и всё было очень даже неплохо.
Под бой курантов я буквально молилась: хочу ребенка, я хочу ребенка, я хочу забеременеть от Димы, ребенок от Димы, мы с мужем хотим ребенка. Не то, чтобы я очень верила в магическое исполнение желаний, но Новый год ведь такое время, понимаете… А вдруг? А вдруг для этой долгожданной беременности мне не хватает такой малости: загадать желание под бой Курантов? Если бы кто-нибудь сказал мне, что я чересчур вовлечена в процесс зачатия, и этот процесс меня поглотил, я бы, наверное, его покусала.
После криков и гимна, в таинственном мерцании свечей, под звон хрусталя и запах мандаринов, на секунду мне показалось, что у нас обязательно все получится. Я быстро опьянела от шампанского, мне не хотелось закусывать, чтобы не лишиться этой прекрасной, волшебной уверенности в том, что все будет хорошо. Так соблазнительно бы было остаться в этом состоянии навсегда! Хотелось улыбаться, хотелось жить, я верила, что все действительно будет хорошо.
Я практически ничего не ела: не хотелось. Традиционный «Оливье» прошёл мимо меня. Я соблазнилась только на тарталетки с икрой и какой-то хитрый козий сыр. Елена Алексеевна, положила мне салат с креветками, и он великолепно сочетался с шампанским и моим настроением. Правда, глядя на креветку, я на секунду вспомнила рокового лангуста.
В начале второго пришел черед обмениваться подарками. С загадочной улыбкой Дима протянул мне коробочку. На бархатной подушечке возлежали две великолепные сережки, искрившиеся как морозное небо, полное звезд.
– Какая прелесть, – только и могла выдохнуть я…
– Платина, пятьдесят четыре бриллианта, 0,19 карата, – с гордостью пояснил Дима.
Только хорошее воспитание не позволило мне немедленно присвистнуть. Мама дорогая, это же тысяч сто стоит… Бешеные деньги! Я украдкой смотрела на остальных: свекровь улыбалась, как улыбается мать, когда пятилетний ребенок расхваливает ей свою игрушку, в Наташиных глазах было легкое удивление, а Олег, мне кажется, вообще ничего не заметил. Я искала хоть в чьих-то глазах зависть, но зависти не было. Кажется, они были рады за меня, рады за нас. Они считали это баловством, но не мотовством. Никто не осуждал Диму за шикарный подарок. Я была растрогана до глубины души.
И только в голове у меня звучал голос Владислава Аркадьевича: «Ксюша, а вы уверены, что заслужили это? Не считаете ли вы, что должны расплачиваться таким образом за своё счастье?»…
* * *
Второго января мы вылетели в Эйлат. Дима решил, что нам не помешает неделю отдохнуть, а потом уже лететь в Тель-Авив, чтобы десятого числа быть в клинике у профессора. Я никогда не была в Израиле, и потому очень удивилась, когда в аэропорту специальный человек отвёл нас двоих в сторону и стал задавать вопросы.
Вопросы