Старый шаман. Елена Юрьевна Свительская

      Семь лет прошло. Три раза пытался экзамен сдавать молодой господин. И ни разу события торжественного после объявления результатов не произошло.

      Хотя младший сын, мальчик ещё, на брата старшего насмотревшись, да на страдания отца – хотя и скрывал тот их за улыбкой грустной усердно – сам стал заниматься решительно. И ночью при свете луны. И при свете снега зимой. И при свете светлячков. Года два любовался отец на него, хотя и просил иногда отдохнуть, здоровье поберечь.

      Два года усердно учился младший господин. И неожиданно слёг. Бледный, усталый страшно он был. Ещё и лекари не решались правду говорить, ещё хватались за лекарства как будто уверенно, то и то норовили попробовать, но понял отец: совсем.

      Он ночью последней, как будто чувствовал, с матерью просидел на постели его. Сжимала несчастная женщина молодая руку сына правую. А отец – крепко держал левую. И смотрели, губы кусая, да слёзы глотая, как угасает единственный их сын. Двух девочек, близняшек, жена потеряла в родах.

      Очнулся вдруг мальчик при свете светильников и свечей. Он тихо спросил, глядя на оживившегося отца, бессонницею измученного и исхудавшего, но, впрочем, не так страшно как сын:

      – Отец… могу я кое-что спросить у вас?..

      – Проси что хочешь! – пылко ответил тот, садясь ещё ближе у него.

      – Я только хотел спросить… – мальчик смущенно взгляд опустил.

      – Да говори же! – взмолился отец, он страшно хотел хотя бы просьбу исполнить последнюю его, он учуял, что просьба та будет последней.

      – Всего лишь хотел спросить… – сын робко взгляд поднял на него. – А правда, что раб тот молодой… Гу Анг… он тоже ваш сын?.. – и глаза смущенно опустил. – Я просто видел иногда, как ласково смотрели вы на него.

      – Он достойный юноша, – вздохнул Хон Гун и вдруг вдохнул сердито. – Не то, то некоторые!

      – Не говорите так, мой господин! – взмолилась жена его. – Он тоже ваш сын! – и осеклась, рот напугано прикрыла платком.

      – Да, он тоже мой сын, – признался наконец-то Хон Гун, смущенный. – Но Гу Анг… он сын рабыни.

      – Значит, брат он мой, – улыбнулся грустно младший господин, потом уж помрачнел. – Жаль, я не смог проявить почтение к нему! – вдруг тонкими пальцами, с кожей, кости обтянувшей, запястье отца сжал. – То просьба вторая… и не должен я… но я всё же спрошу… – глаза поднял с мольбой на отца – у того защемило сердце от горестного этого взгляда: – Прошу, точнее. Отец, отдайте мой меч ему! Когда Гу Анг вернется, – он улыбнулся. – Я верю, что он может славу дому нашему принести. И вы, может, позволите быть ему уже слугой. А он мне жизнь спас, когда я в пруду тонул. Лёд был тонкий, но мы… я, то есть, дерзнул по нему пройти. А Гу Анг рядом был. Рванулся в воду за мной, вытащил меня. Он долго тогда, помните, болел? Месяца три.

      – Ён