Страна ночи. Мелисса Алберт
ладонях, а затем резко повернулась и, не оглядываясь, пошла прочь сквозь толпу. Это тоже была ее новая черта: когда она чувствовала, что от нее хотят отделаться, она сразу прерывала общение. Это всякий раз вызывало у меня чувство утраты, и я виновато думала, что могла бы пообнимать ее подольше. Вот и теперь – если бы я ей не соврала, мы бы сейчас ехали обедать в какое-нибудь шикарное место. Но я уже соврала, и мы уже никуда не едем. И, как только Элла скрылась, я тоже стала пробираться к выходу.
Я думала, что Дафна дожидается меня у входа, но ее не было видно. Весь тротуар запрудили семьи выпускников, братья и сестры обменивались тычками, мамаши, накрашенные помадой летних оттенков, и папаши в брюках цвета хаки уткнулись в телефоны. Я прошла сквозь толпу как бесплотный дух. Поравнявшись с мусорным ящиком, стянула с себя мантию и бросила туда. Небо было низким и рыхлым и вызывало желание поскорее спрятаться куда-нибудь под крышу. И еще какое-то странное чувство висело в воздухе – ожидание чего-то. Как будто городская площадь, на которой я стояла – это мышь, а над ней нависла кошачья лапа.
Теперь все по-другому, напомнила я себе. У нас теперь новая жизнь. Если бы не уверенность в этом, я бы назвала странное ощущение иначе: предчувствие беды.
Вот история, которую я не люблю рассказывать.
Она началась прошлой весной, в один отвратительный день – холодный и солнечный до рези в глазах. На встречу обитателей Сопределья я пришла с опозданием, мои только что вымытые волосы застыли на морозе сосульками. Когда я только узнала о еженедельных собраниях бывших персонажей на втором этаже эзотерического магазинчика на авеню А, то подумала – вот оно, мое спасение от одиночества. От чувства, что я – самое странное существо на свете. И эти встречи в самом деле оказались спасительными. Но, с другой стороны, они меня сбивали с толку. Охлаждали, если можно так сказать, мое стремление во что бы то ни стало сделаться нормальной. Не давали расстаться со снисходительным отношением к самой себе: что, мол, взять с девушки, созданной для жизни в волшебной сказке, – легко ли ей теперь строить обыкновенную, несказочную жизнь?
Я уже привыкла иметь дело с одной и той же разношерстной компашкой бывших сказочных чудиков. Даже в тех, кого я терпеть не могла, было что-то утешительное, как в старых обоях, растворимом кофе и болтовне о том о сем – неделя за неделей. Но в тот день перед собравшимися выступала женщина, которую я раньше никогда не видела. Она была красива какой-то слишком броской, слишком живописной красотой, словно сошла с портрета Эгона Шиле: яркие губы на бледном, как лист бумаги, лице, волосы, которые подошли бы идеальной героине романа – они струились по спине сплошной рыжей массой. Женщина сидела на высоком стуле, подтянув колени, рукава у нее были закатаны до локтей. От ее голоса в обычно сонной комнате словно что-то потрескивало.
– Мы здесь лазутчики, – говорила она. – И так будет всегда.
Здесь было градусов на восемьдесят жарче, чем на улице, я сразу вспотела в своей многослойной одежде и попыталась скинуть пальто, одновременно удерживая в руке полную чашку кофе. Но страстная убежденность,