Отложенное самоубийство. Алексей Макеев
– когда не с мамой и не в школе. Носятся вдвоем по улице или ползают среди игрушек по ковру у нас в зале.
Саша возвращается с работы после пяти. Он – полная противоположность младшему брату, серьезный, основательный, неторопливый. Высокий, изможденный, как узник концлагеря. Много курит, мало пьет, еще меньше ест. Саша работает механиком, неплохо зарабатывает и своей жизнью тоже в целом доволен.
В общем, я окружен удовлетворенными, светлыми людьми. Один я на этом празднике жизни недовольно морщу нос. Депрессия? Инсульт превратил мою жизнь в бесформенный ком. Еще полгода назад я был полон оптимизма и планов на будущее, а сейчас от всего этого осталась только кучка серого пепла. Легонько дунь, и разлетится по углам. Не соберешь.
Скорее по привычке, чем по потребности, я усаживаюсь перед монитором компьютера и включаю его. Открываю давно задуманную книгу, начатую еще до инсульта. С тех пор не прибавилось ни строчки. Даже названия еще не придумал. Ну, здравствуй, борозда! Я – старый конь! Тупо смотрю в экран. В голове не мозг, а твердый вакуум. Оказывается, мне нечего сказать читателям. Или просто не хочется? Так и проходит день за днем. В бесполезном сидении перед монитором. Вместо чернозема идей, сюжетов, образов поливаю бесплодный песок пустыни, не способный ничего родить. Литературное бессилие. Хотя, возможно, оно лучше литературного кретинизма. Чем выдавать на-гора сотни тысяч шлака, может быть, честнее затихнуть? Лежать и не жужжать? Да, тут поневоле станешь угрюмым.
Вспоминается давешний сон. Странная темнота, странные дети, странный смех. Странный сон. К чему бы это? Да ни к чему! Не хочу про это думать. Человеку с дважды просверленной головой все по барабану! Уйду весь в себя и просижу целый месяц, разглядывая в окно смурной октябрь. А потом – по-английски… Не прощаясь…
В прихожей шандарахнула дверь. Это Лукас явился из школы. Пацан вихрем проносится мимо меня в детскую. По дороге успевает кинуть мне традиционное: «Халло, Вадим!» – и скрывается за углом. Я открываю рот, но напрасно. Не успел. Мальчишки уже нет. Быстрый, как заводной заяц. Из-за скорости Лукас, наверное, увидел только мои размытые очертания. Вторая космическая. Двадцать первый век. Времени посидеть и поглазеть на экран монитора нет ни у кого. Кроме меня. Поплотнее стискиваю губы и сосредоточиваюсь на тексте. Но разве дадут! Звонит телефон.
Это Катя – сестра жены. Женщина, порабощенная своим котом. У этого кота даже нет нормального кошачьего имени. Он откликается только на «Иди, жри!». Маленький, серенький «Иди, жри!» заменяет Кате семью. По человеческому счету «Иди, жри!» уже перевалило за седьмой десяток. Кот, окаменевший от старости. Оказывается, коты тоже страдают артрозами и артритами. Кто бы мог подумать! «Иди, жри!» постоянно болеет. То хвост отваливается, то шерсть клочками.
– Что делаешь? – символически интересуется Катя.
Я что-то мямлю в ответ.
– Я тоже, – загадочно произносит Катя. – А где Марина?
– Марина уехала по делам, – туманно