Волчья каторга. Евгений Сухов
с доводами Воловцова председатель Департамента. – Зайдите в канцелярию, получите все нужные бумаги и деньги на командировочные расходы. И… желаю вам удачи!
– Благодарю вас, – пожал протянутую ладонь Иван Федорович и покинул кабинет Радченко.
Новое дело… Три женщины, непосредственно не убивавшие, но принимавшие косвенное участие в убийстве и, возможно, знающие преступника… Ладно, поглядим, что к чему…
Глава 2
«Это она настоящая убивица», или Допрос в Бутырках
Супруга коммивояжера Стасько с двумя детьми, восьми и двенадцати лет, проживала в Замоскворечье в собственном доме с мезонином по Арсеньевскому переулку в квартале от Конной площади. Встретила Клавдия Стасько судебного следователя отчего-то настороженно, на вопросы его отвечала весьма неохотно, с необъяснимой опаской. Но когда речь зашла о Зинаиде Кац, сделалась ядовитой и шипящей, какой может быть только кобра, поднимающая голову. Понять ее, конечно, можно: убили мужа-кормильца и, вполне возможно, не без участия этой самой Зинаиды…
– Этот Хаим Кац – мошенник! Насобирал денег у многих торговцев и держателей лавок в Замоскворечье. У Власа Полуянова, купца Никиты Севастьянова, ювелира Генриха Фонгаузена, часовщика Яцека Мандалевича, еще у кого-то, всех и не упомнишь… – с дрожью в голосе, выдававшей бурлящее желание праведной мести, говорила Клавдия Васильевна. – У моего Гриши пять сотен взял, сволочь эдакая. Под ходовой товар, который он якобы должен был привезти из Варшавы. И сгинул, гадское отродье. Сказывали, тыщ двенадцать набрал денег серебром! Не худо, правда? – Стасько посмотрела на Воловцова, ища сочувствия, и Иван Федорович понимающе кивнул. – Искали его, в полицию заявляли. Оказалось, ни в какую Варшаву он не ездил и вообще, похоже, из Москвы даже не выезжал. Но как найдешь его в таком городе, как Москва? Поначалу за домом следили – вдруг к семье своей заявится? Потом слежку сняли, а самого Каца объявили по всем губерниям в имперский розыск. Тогда Гриша мой и Никита Севастьянов, его хороший приятель, сами стали за домом присматривать, благо он недалеко тут стоит, на Большой Серпуховской возле новой богадельни для душевнобольных… И заметили, что по вечерам к Кацам зачастила какая-то высоченная худая старуха. Идет к ним, а сама оглядывается, будто опасается кого. Однажды после ее прихода Гриша решил в окошко к Кацам заглянуть и разговор подслушать, поскольку они с Севастьяновым полагали, что старуха эта весточки от Каца супружнице его носит… Ну, пробрался Гриша во двор, к окошку прильнул и слышит, что старуха-то мужицким голосом разговаривает. А как платок-то сняла – глядь, а это сам Кац и есть. Ну, Гриша мой бегом в Серпуховскую часть, нашел помощника пристава и все ему выложил: что, дескать, разыскиваемый по всем губерниям мошенник и подлюга Хаим Кац находится у себя дома в бабьем, стало быть, обличье. Помощник пристава снарядил наряд, сам собрался, обложили дом Кацов, ну, и Хаима-то тепленьким и взяли. Прямо, говорят, в постельке