«Восстанет цесарь в опустевшей земле»: люди, время и пространство русской истории. К 70-летию профессора Н.С. Борисова. Сборник научных статей. Коллектив авторов
так и не удалось снискать славы другой курской деревни – Калиновки, что ныне в Хомутовском районе, откуда родом был Никита Сергеевич Хрущев.
Сравнение текстов 1981 и 2010 гг. не оставляет никаких сомнений в том, чьё чувство Родины, генерального секретаря ЦК КПСС или профессора Московского университета, глубже и осознаннее. У Николая Сергеевича зримое преимущество перед Леонидом Ильичом и в стилистике выражения этого чувства, его книга на протяжении всех четырехсот с лишним страниц читается с неослабевающим интересом и пользой уму, чего, к сожалению, нельзя сказать о замышлявшихся как обязательное чтение для миллионов советских людей и писавшихся осознанно в популярном ключе группой профессионалов словесного цеха мемуарах советского лидера.
Более чем уместно также и сравнение глубины погружения Н. С. Борисова в родной для русского путешественника XIX в. Глубина эта живо и явственно чувствуется с первой же страницы повествования, и порукой тому не только обширная, по-настоящему эрудитская источниково-литературная база из 221 позиции, но и уместное, грамотное, высокопрофессиональное прочтение мемуарного наследия эпохи и прочих примкнувших к нему документальных и художественных материалов. Главное же, что многие упомянутые в книге пути русского бездорожья самим Николаем Сергеевичем исхожены лично и тщательно, что даёт дополнительный импульс погружению в позапрошлое столетие – даже в сравнении с теми, кому удавалось проникнуть во многие значимые события века с прилежанием книжного червя.
Логично сопоставить творческую манеру нашего современника с крупнейшим польским знатоком российского XIX столетия – неутомимым Яном Кухажевским (1876–1952), опубликовавшим свои изыскания по эпохе от Николая I, одного из главных персонажей и повествования Н. С. Борисова, до Александра III в семи объёмистых томах, увидевших свет в межвоенный период15. Эрудиция польского автора, заставшего позапрошлый век и лично, и привлекшего значительные для своего времени массивы источников, включая подзабытых уже в то время историков и литераторов второго и третьего ряда, несомненна. Но внушительному многотомнику реально не хватает именно того, чему посвящена книга нашего современника – ощущения сопричастности к историческому процессу.
Кухажевский подробнейшим образом останавливается на реалиях николаевской эпохи, вынеся её в название первого тома своего сочинения и многажды возвращаясь к ней в томах следующих. Ряд основополагающих выводов обоих авторов совпадает, равно как и их склонность прибегать в поисках своих обобщений к утончённому перу А. И. Герцена. Польский исследователь, скажем, с удовольствием бы подписался под меткой характеристикой российского историка о времени Николая Павловича, допускающей и расширительное толкование на многие некраткие правления отечественной истории: «Его долгое царствование (1825–1855) характеризуется отсутствием на правительственном уровне свежих идей и ясных перспектив»16.
Но