Баллада о змеях и певчих птицах. Сьюзен Коллинз
от боли, которую она тут же спрятала за улыбкой. – К тебе-то наверняка девушки выстраиваются в очередь за квартал!
От ее флирта Кориолан словно язык проглотил. На чем они остановились? Он посмотрел на анкету. Ах, да. Ее семья.
– Кто тебя вырастил? Я имею в виду после того, как ты потеряла родителей.
– За небольшую плату нас приютил один старик. Он не очень докучал с воспитанием, зато и не издевался, так что могло быть и хуже. Я ему даже благодарна. Мало кому хотелось брать к себе шестерых детей. Он был шахтер, умер в прошлом году от болезни легких.
Они перешли к роду занятий. В шестнадцать лет Люси Грей было еще рано работать в шахте, но школу она тоже не посещала.
– Я зарабатываю на жизнь, развлекая людей.
– Люди платят тебе, чтобы ты… пела и танцевала? – уточнил Кориолан. – Не думал, что жители дистриктов могут себе это позволить.
– Большинство не могут, – кивнула она. – Иногда они скидываются: две или три пары женятся в один день и приглашают нас. Меня и наш ансамбль, точнее, то, что от него осталось. Миротворцы позволили оставить музыкальные инструменты, когда задержали нас на границе дистрикта. Кстати, они – наши лучшие клиенты.
Кориолан вспомнил, как миротворцы старались не улыбаться во время Жатвы, как никто не мешал Люси Грей петь и танцевать. Он сделал пометку о ее работе, на чем анкета закончилась, хотя вопросов у него самого осталось множество.
– Расскажи мне про ваш ансамбль. Чью сторону вы заняли во время войны?
– Ничью. Мои близкие не занимают сторон. Мы – сами по себе. – Вдруг ее внимание привлекло что-то у него за спиной. – Напомни, как зовут твоего друга, который принес сэндвичи? Похоже, ему сейчас нелегко.
– Ты про Сеяна? – Кориолан обернулся через плечо и посмотрел туда, где через несколько столов Сеян сидел напротив Марка. Между юношами лежали нетронутые сэндвичи с ростбифом и пирог. Сеян умоляюще что-то говорил, Марк не мигая смотрел перед собой, скрестив руки на груди, и никак не реагировал.
У других менторов дела шли ненамного лучше. Трибуты закрывали лица и отказывались общаться. Некоторые плакали, некоторые неохотно отвечали на вопросы.
– Пять минут, – объявила профессор Серп.
Кориолан вспомнил, что еще им надо обсудить.
– Вечером накануне Игр на телевидении будет пятиминутное интервью, на котором мы сможем делать все, что захотим. Как насчет еще одной песни?
Люси Грей задумалась.
– Стоит ли? Та песня, что я спела на Жатве, не имеет к вам никакого отношения. Специально я не готовилась, все вышло спонтанно. Это часть длинной и печальной истории, до которой никому, кроме меня, нет дела.
– Ты задела зрителей за живое, – заметил Кориолан.
– А песню про долину я спела, как ты предложил, чтобы получить побольше еды.
– Красивая песня, – проговорил Кориолан. – Она напомнила мне о маме и ее песне… Мама умерла, когда мне было пять лет.
– А папа у тебя есть?
– Его я тоже потерял, в том же году.
Люси Грей сочувственно кивнула.
– Значит,