От деревеньки Мосеево до Москвы. Воспоминания и размышлизмы. Е. В. Ширяев
отпечаток. Вообще лошади, как и люди, очень разные. Все зависит от того, как с ними обращались. Вот Лысан, Майкин сын, был большим добродушным увальнем. Только ленивый мальчишка не покатался на нем и не подергал конский волос из хвоста на лески. Когда же я через несколько лет приехал в деревню, от добродушия Лысана не осталось и следа. Потребовалось мне взять его из поля, с трудом поймал. Сел на него, а он старается меня за ногу зубами стащить.
Так вот, иду я за Мерином. Увидев, что я иду к нему, он сразу атакует. Слава богу, он спутан, и я легко отбегаю. Делаю вокруг него три быстрых сужающихся круга, он не успевает поворачиваться за мной, и тогда я хватаю его за холку, а в морду сую приготовленную торбу с горстью овса. Он жует, я распутываю. Чтобы надеть узду, нужно быстро уронить торбу, двумя большими пальцами сильно нажать с обеих сторон у основания челюстей, чтобы он открыл рот. Теперь он не опасен, хотя посматривать приходится.
Вот еще одна хорошая работа. За деревней стоят рига и овин. Рига – это просто сарай с хорошо утрамбованной глиняной площадкой посредине. На площадке молотят рожь, лен. Молотят цепами. Это большая палка, к которой на ремешках приделана палка поменьше. Становятся в кружок несколько человек и ритмично подымают и с силой опускают цепы на рожь. Нужно так подымать-опускать, чтобы своим цепом не задеть цеп соседа. Когда сосед поднимает цеп, твой должен опускаться. Прямо художественная гимнастика с предметом. Иногда и я встаю в этот круг, но это тяжелая работа, не для мальчика. «Тит, иди молотить». «Брюхо болит». «Тит, иди кашу есть». «А где моя большая ложка?».
А овин – сооружение серьезное. В нем огромная печь, над ней колосники, в стенах нет щелей, дверь плотно закрывается. Топить эту печь – искусство, это всегда поручается моему деду. Есть опасность сжечь овин. Когда печь натоплена, я забираюсь на колосники. Дед подает мне подвезенные промокшие снопы (в риге только сухие), я ставлю их стоймя плотно друг к другу. Колосники – это просто жерди, ходить по ним босиком плохо. Жара как в бане, пыль и остья от снопов покрывают все тело, забиваются в волосы (потом отмываешься в ручье). После этого снопы сохнут, а затем обмолот.
Деду вообще поручаются всякие тонкие работы. Например, отбивание кос во время покоса.
Женщины тащат деду свои косы. Так и слышишь вечером, что дед, как дятел, стучит пробойником по косе, положенной на специально устроенную металлическую бабку. Бабка (то-есть моя бабка, а не металлическая) ругает деда, что он не берет отдельную плату за эту работу: «Все тащат в дом, а ты из дома». Нестяжатель дед. Я эту работу только пробую, она тонкая и тяжелая.
Говорит мне моя младшая Катя: «Пап, а ты напиши больше про детство». Видимо, это означает, что про детство я пишу хорошо, а про остальное плохо. Ладно, Катя, специально по твоему заказу напишу еще один эпизод.
Едем с дедом в лес за дровами. Едем не в ближайший лесок – там, видать, совсем недавно было подсечное земледелие, лесок хилый. Едем подальше, в лес, который называется – заказник. Это значит,