Третий бастион. Юрий Перевалов
провода. Такой же электроникой был забит целый шкаф.
На стене за своей спиной Сеня разместил трофей: отчищенный от ржавчины обрывок кольчуги, пехотную каску времён Второй мировой и блестящий длинный кинжал, выточенный из сломанной шашки. Какие-то корявые картины, нарисованные на больших бумажных листах и криво пришпиленные на кнопки, висели повсюду. Увидев эти творения, я очень удивился.
– Давай сюда, – сказал Арсений.
Такая у него была манера. Он ненавидел правила приличия и сразу переходил к делу.
Я отдал ему всё, что привёз, и вышел на крохотный балкон, где едва мог развернуться один человек.
Мне нравилось бывать в Каменске.
Утром солнце сверкает сквозь густые кроны деревьев. Кто-то невидимый идёт за водой и брякает ведром. Мелкие пацаны стремглав проносятся на велосипедах – их возгласы и металлический стрёкот их лёгких машин быстро стихают, похожие на порыв ветра. Несмотря на то что буянит за стеной лохматый пьяница – ловит своих докучливых чертей, а в соседнем доме обитают наркоманы, тихие и пугливые молодые люди с горящими глазами, как вампиры, выходящие из своей норы только в темноте, я отчего-то думал, что здесь живёт кто-нибудь по-хорошему ненормальный. Какой-нибудь тайный исследователь или каббалист. Выходит на такой же балкон и смотрит в эти же дворы. Какой-нибудь ещё не старый человек, знающий многое о многом. У него собрание минералов, ценных ветхих книг или костей вымерших животных. И живёт он в полном одиночестве и совершенно счастлив.
Мне не хотелось верить, что всё здесь скучно и убого.
Пока я так размышлял на балконе, Сеня разобрался в моих сокровищах.
– Дай мне вот эту монету, – он выбрал петровскую деньгу.
– Не могу, – ответил я.
– Ты же теперь не собираешь, – сказал он.
– Это ценная штука, – ответил я. – Не могу так просто отдать. Бери что угодно. Вон, хоть либерийский доллар. Большой и тяжёлый. Может, и серебро в нём есть.
Он вздохнул, посмотрел на меня строго, достал из тумбочки маленькую чёрную коробку и протянул её мне.
– Меняю, – сказал он сварливо.
Он хорошо подготовился: в коробке была американская нимфалида, на её крыльях чудесным образом синий металлический цвет переходил в бархатный чёрный.
– Едрит твою, Сеня! – воскликнул я и выхватил коробку у него из рук. – Откуда?!
– Есть тут один любитель. Важный очень. Такой, знаешь, Левенгук, – его рассмешило это имя, и он расхохотался.
Собирательство монет мне поднадоело, и я с лёгкостью обменял царскую медь – перед размахом таких крыльев трудно устоять.
Петровский медяк Сеня взял на будущее – просто деловая хватка. Когда же я спросил его, почему вся квартира завалена копейками, Арсений рассказал мне о многоступенчатом деле, в которое он погрузился с головой.
В их городке известной личностью был выживший из ума старый художник.