Брежнев: «Стальные кулаки в бархатных перчатках». Книга первая. Александр Черенов
человек бывалый, Николай Григорьевич обошёлся без изумления формата»???»: «сколько верёвочке ни виться…» Да и жизнь научила «держать удар». Хотя бы потому, что только этим ему и приходилось заниматься. Но вопрос был – в связи с его «персональным вопросом».
– Наказал «приструнить» тебя.
Игнатов ухмыльнулся.
– Не по адресу обратился, гнида!
– Вот-вот!
Укоризны в голосе и взгляде Леонида Ильича, как минимум, не стало меньше.
– Ты не меняешься: всё – в ту же дуду! Совсем не смотришь – ни «под ноги», ни «по сторонам»! А ведь можно споткнуться.
Леонид Ильич разорвал пачку сигарет «Новость» – своих любимых – нервно извлёк одну и чиркнул спичкой. Жадно затянувшись, выпустил густую струю дыма в сторону окна.
– Осторожнее надо быть, Коля!
Укоризна уже перешла в разряд «мягкой».
– Так ведь можно «просветить» Никиту не только насчёт себя, но и насчёт нас, и насчёт дела! Я понимаю, что тебе время от времени надо «раскрываться»: такая у тебя работа. Но не всё же время и не везде!
Попыхивая сигаретой, Леонид Ильич прошёлся за спиной поникшего головой Игнатова. В отличие от другого, более известного «жителя Кремля», он не жаловал прогулки по кабинету, но сейчас не мог усидеть на месте: и «железные нервы» – не железные.
– А ты «звонишь» о своей неприязни к Хрущёву на каждом шагу! И, ладно бы, ты выступал с прежним «репертуаром»! Так, нет: тебе понадобилось «извещать» всех о том, что Хрущу скоро конец! Ну, это же – ни в какие ворота!
Игнатову тяжело было переносить критику: и так – не мёд, а тут ещё – характер. Но деваться было некуда: и сам понимал, что «хватил лишку».
Поэтому ему не оставалось ничего иного, как «подставлять спину под груз». Хотя этот «крест», пусть и был увесистым, явно не тянул на «крест великомученика»: сам «заказал».
– И потом, Коля…
Брежнев подошёл к хрустальной пепельнице и раздавал окурок. Брезгливо вытер пальцы свежим полотенцем.
– Ты, уж, слишком резко поменял отношения ко мне, к Подгорному, к Полянскому, к Шелесту. К другим товарищам, к которым ты прежде не питал добрых чувств. Все же видят это, Коля! Удивляюсь, как это ещё Никита не поинтересовался у меня: с чего бы это Игнатову так возлюбить недругов?! Ты же не Христос? А ты, как назло, во всеуслышание поёшь осанну: «Ах, Брежнев! Ах, Подгорный!»
Игнатов виновато засопел. В другое время он бы нашёл, чем и как ответить Брежневу. Даже искать не стал бы: всё – под рукой. На языке, то есть: другого такого «знатока местных идиом» ещё поискать надо было.
Но сейчас он не мог: как-никак, а Брежнев – командир. Руководитель «подполья», хоть и «заоблачного», кремлёвского. И от его благополучия напрямую зависело благополучие Николая Григорьевича. Можно было сколько угодно твердить себе, что ты не хуже, что ты ровня, но факт оставался фактом: «… и Лёня Брежнев в бой нас поведёт!»
– Ладно, «проехали», –