Земля предков. Александр Прозоров
неожиданным предложением Леха, – не помирать же здесь, как жертвенным баранам, в самом деле.
– Мы на вершине пирамиды, брат, – проинформировал его Чайка, – даже если освободимся, отсюда далеко не убежишь. Спуститься не дадут, не говоря уже о том, что город вокруг.
– Кончай ныть, сержант, – оборвал его Леха, – думай, давай.
Федор умолк ненадолго, совершенно не зная, что противопоставить железной логике своего друга, не желавшего примиряться с очевидным. Но помирать вот так, в виде подопытных кроликов, действительно не хотелось. Меньше всего Федор хотел увидеть свое бьющееся сердце.
– У меня в сандалии лезвие есть, – вдруг сообщил он, как бы невзначай, Лехе.
– Так доставай, – заметил на это Леха, – режь ремни. У меня все равно нет ничего. Кинжалы все отобрали, не говоря уже о фалькате.
– Попробую, – осторожно заметил на это Чайка, пошевелив затекшими руками.
Левое запястье было прикручено чуть сильнее, чем правое и Федор, вспомнив свое умение диверсанта выпутываться из разных силков и капканов, стал шевелить рукой. Некоторое время, как он ни старался, ничего не выходило. Палачи свое дело знали, надежно обездвижив жертвы. «Потому, – подумал он, – и солдат не видно. Уверены, что никто не сбежит».
– Давай быстрее, – прошипел сбоку Леха, – Пока это чудо в перьях свою песню поет. Скоро допоет, и тогда поздно будет пить боржоми.
К счастью, жрец, которому помогало в этом заунывном песнопении еще несколько голосов, не особенно торопился закончить обряд. Скорее наоборот, оттягивал его начало, предвкушая радость ритуального кровопускания.
Спустя минуту бесплодных попыток, Федор, наконец, смог вытащить измученную ладонь из кожаной петли, плотно державшей ее у основания каменного стола. Против воли посмотрел по стонам, но за это его никто не наказал. Похоже, за приговоренными к жертвоприношению уже не следили так пристально, полагая, что они никуда не денутся. Но, друзьям роль жертв не очень пришлась по душе. Они оба уже твердо решили лучше умереть при последней попытке к бегству, чем на столе для кровопускания.
Поскольку его правая нога была привязана к камню специальной петлей, совсем близко от руки, так что его грудь слегка выгибалась вперед, Федор уже без труда дотянулся до подошвы. «Спокойно, – скомандовал он своим пальцам, нервно обшаривавшим каблук сандалии, – не урони лезвие. Это твоя последняя надежда».
Усилием воли он заставил руку не дрожать и вскоре нащупал едва заметную головку короткой рукоятки. Зацепив ее пальцами, он медленно извлек наружу узкое и обоюдоострое лезвие, длинной сантиметров десять.
– Есть, – прохрипел Федор, от радости потеряв голос.
– Давай, режь свои ремни, – прошипел в ответ Леха, – а потом мои.
Чайка не успел приступить к осуществлению задуманного, как песнопения неожиданно смолкли. В наступившей тишине, кто-то из жрецов вдруг громко выкрикнул одно слово, и откуда-то снизу накатилась волна людских