Бог: Православное учение. Митрополит Иларион (Алфеев)
сколько будет дважды пять, отвечает «не два, не три, не четыре, не пять, не двадцать, не тридцать…» но не говорит, что это будет десять, и не остановит ум вопрошающего на самом искомом. Ведь намного легче и короче показать, что́ не есть предмет, объяснив, что́ он есть, чем, исключая то, что́ он не есть, показать, что́ он есть[19].
Такое рассуждение может показаться недопустимым упрощением, хотя бы потому, что «природа Сущего» – не то же самое, что дважды пять, и если на вопрос «сколько будет дважды пять» есть лишь один положительный ответ, то на вопрос о природе Бога такого ответа нет и быть не может. Однако Григорий Богослов и не утверждает, что по поводу божественной природы можно дать исчерпывающий ответ. Он лишь считает, что положительное утверждение о природе Сущего может «остановить ум» человека на Боге, тогда как непрерывная цепь отрицаний может увести от Бога.
Григорий сравнивает путь богословия и богопознания со схождением в бездонные глубины: чем ниже спускается разум, тем больше сгущается вокруг него тьма; при этом он ничуть не приближается к цели, так как дна не существует. Погружение в бездны Божества не имеет конца, и это обусловлено ограниченностью человеческого разума и слова, которые не в силах проникнуть в тайны сущности Божией и судеб Божиих:
Итак, всякая истина и всякое слово остаются темными и неудобосозерцаемыми… А слово о Боге чем совершеннее, тем непостижимее… Так, Соломон… чем больше погружается в глубины, тем большее чувствует головокружение и какой-то вершиной мудрости считает то, чтобы найти, насколько мудрость удалилась от него (ср.: Еккл 7, 24). А Павел покушается исследовать, не говорю «природу Бога» – он знает, что это совершенно невозможно, – но лишь «судьбы Божии», и поскольку не обретает исхода или остановки в восхождении, ведь не достигает любопытство разума какого-либо явного предела, но всегда остается нечто невыявленное, то… облекает слово в изумление, называет все это богатством Божиим и глубиной, исповедует, что судьбы Божии непостижимы (Рим 11, 33), говоря почти то же, что Давид, когда называет судьбы Божии бездной великой (Пс 35, 7), дна которой нельзя достичь ни мерою, ни чувством, то говорит, что дивно для него и его природы ведение Бога, что оно слишком высоко и превышает его силы и возможность постижения[20].
Путь богопознания заканчивается удивлением и изумлением перед чудом – в этом состоянии всякое дискурсивное мышление прекращается, слово умолкает. Это состояние не есть познание Бога – оно есть умолкание всякого человеческого знания перед лицом божественной беспредельности и бездонности. Познание Бога недоступно человеку, пребывающему в теле, говорящему на земном языке и мыслящему земными категориями. И вся катафатическая богословская терминология, созданная на протяжении веков, свидетельствует лишь о «косности нашего языка и бессилии нашей мысли перед тайной личного Бога, являющего Себя трансцендентным всему тварному»[21].
Глава 2
Бог
Григорий Богослов. Слово 28. 9. SC 250, 118–120 (Творения. Т. 1. С. 397).
Григорий Богослов. Слово 28. 21, 1—34. SC. 250, 142–144 (Творения. Т. 1. С. 404–405).
Лосский. Апофаза и троическое богословие = Лосский В. Н. Апофаза и троическое богословие // Он же. Богословие и боговидение: Сборник статей. М., 2000. С. 13–14.