Кордон 17. Павел Чук
пояснять, – в лесничестве работал Панасыч. Крепкий мужичок. В Великую Отечественную, говорят, ещё воевал. Так он, чтоб говорит новым супостатам, если они на Родину двинут, тяжелее было сориентироваться, десяток просек-дорог понаделал на участках и ни на одну карту не нанёс. Когда вскрылось, как же незаконная вырубка, нарушение кучи правил и норм. Но, помнишь, хотя откуда, в конце девяностых сильные пожары были. Не такие как в этом году, но тогда, что… всё развалено. Одна автоцистерна на всё лесничество… так эти просеки и помогли сдержать огонь. Вот так вот.
– А Панасыч? – задал вопрос молодой.
– Что Панасыч? Умер он лет десять назад. Не то девяносто ему было, не то девяносто пять.
– А как же ЗАГС, ну там архивы разные, что возраст не могли точно установить? Почему такой разброс?
– Эх, Женька-Женька, и вправду молодой ты ещё, – ответил на развеселивший меня вопрос четвёртому номеру расчёта, – в те время, как документы выдавались?
– Не знаю.
– У нас в селе, например, документы только в тридцатые годы выдавать стали. Мне бабушка рассказывала. Вызвали, говорят в сельсовет, спрашивают, сколько годков от роду, а она и возьми, прибавь себе пару лет. Она сама статная была, не выглядела на свои шестнадцать. Ни школы, ни как ты говоришь, архива не осталось. Церковно-приходская книга, куда записывали родившихся и умерших, сгорела. Вот и прибавила она себе годков, чтоб замуж выйти.
– И что, вышла?
– Куда вышла? – не понял я.
– Ну, бабушка, замуж вышла?
– Конечно! А ты думал, как же я тогда появился?! Отец мой вторым у неё родился. Уже после войны.
– Командир, здесь куда?
Я отвлёкся от разговора. Все были уставшие, а отвлечённая беседа, особенно когда говоришь не заумными словами, располагает к эмоциональной разрядке. Василий, например, хитро́ улыбался. Геннадий мирно дремал, прикрыв глаза. Серго сосредоточенно слушал, а Женька удивлённо, с раскрытыми глазами впитывал каждое слово. Только Андрей смотрел за дорогой.
– Та-ак, по ходу здесь сделали пункт заправки. Становись в конец очереди. Я пойду, поговорю с Петровичем…
– Иван! – не успел отойти от машины, как меня окликнули, – четырнадцатый экипаж не видел? Может, они за вами едут?
– Нет. Мы последние снялись. И по дороге никого не встретили. А что случилось?
– Одного экипажа нет. И рация молчит, но лучше у Петровича узнай. Он на прорыв команду собирает.
Я шёл в сторону наскоро организованного оперативного штаба и считал, сколько прошло времени с того момента, как покинули границу участков. Выходило не больше сорока минут. В принципе, время достаточное, чтобы экипажу не торопясь добраться. Но почему молчит рация? Ладно, я забыл включить громкость, но… кто там командир в четырнадцатом экипаже? Семён Сергеевич – мудрый, опытный. Такого безрассудства, что совершил я, не допустит. Хорошо, что ребята не поняли, что рация была выключена, хотя, скорее всего, поняли. Только виду не подали. Всё, как ни как хорошо закончилось. С другой стороны, может дальше ушли и лес глушит сигнал. Бывает, что стоишь всего в паре километрах, а кроны деревьев такие густые, что радиосигнал не проходит…