Под созвездием Козерога. Л. Г. Григорян
губы, полностью высохло горло, тяжело дышать, мышцы отказываются подчиняться, и поэтому ощущается какая-то скованность, в итоге весь твой рассудок подсказывает тебе: «Брось все это, сядь, отдохни».
– Вот отдыхать точно нельзя, сейчас отдых – наш первый враг, – говорил я Ашоту, – как только мы присядем, больше не сможем встать, и начнется переохлаждение, а это конец.
Складывалось впечатление, как бы это сказать, что, делая шаг вперед, мы отступали от РОВД на два шага назад, и все это выглядело как что-то, стремящееся в бесконечность. Но мы все-таки добрались до отделения. Двое милиционеров стояли на крыльце и с интересом наблюдали за двумя оборванцами, идущими прямо по проезжей части дороги. Уже было достаточно светло, но было безлюдно и машин тоже не было. Увидев служителей правопорядка, я сразу спросил у своего друга:
– Как ты думаешь, они додумаются помочь нам или так и будут смотреть?
Когда мы подошли вплотную к крыльцу, один из них поинтересовался:
– Вы куда так идете?
– Мне почему-то кажется, что в таком виде можно идти только в ментовку, – сказал я раздраженным голосом, правда, и голоса тоже не было, поэтому меня почти не было слышно.
Постояв немного и переговорив между собой, один из этих служителей спросил:
– Вы сами откуда?
– Из Волгограда, – коротко ответил я.
– А почему вы в таком виде?
Мне это не понравилось:
– Ты сам-то кто, что допрашиваешь меня, стоя на улице?
Сказав это, я попробовал пройти мимо них в отделение. Однако им, в свою очередь, это не понравилось, и сержант оттолкнул меня, не понимая, что перед ним стоял живой труп. Я отлетел в сторону, упав на асфальт…
Какой-то резкий запах заставил меня очнуться. Я лежал на чем-то твердом, надо мной свисала пожилая женщина в белом халате и что-то причитала. Придя в себя окончательно, я почувствовал боль по всему телу, а особенно сильно болело разбитое в горах плечо.
– Как Вы? – спросила врач. – Сволочи они, разве это люди! Что они с Вами сделали, за что, так разве можно с людьми…
Наверное, это продолжалось бы долго, но я поднял голову и попросил немного воды. Она тут же подала мне стакан сладкого чая. Надо бы найти те слова, которыми бы я мог отблагодарить эту женщину, но слов не было, и поэтому я просто сказал:
– Спасибо Вам, матушка.
В слово матушка не входило значение «мама», но оно было очень близко к тому, чтобы она поняла, насколько я был благодарен ей. Выпив чай, я сказал, что они меня не били.
– Вы, наверное, боитесь их, поэтому так говорите.
– Да нет, я пришел сюда в таком виде.
Как оказалось, когда я упал, ударился об асфальт и потерял сознание, меня перенесли в свободную камеру и вызвали скорую. Я уже сидел на нарах, принюхиваясь к ватке, смоченной нашатырем, когда в камеру вошел сержант.
– Ожил? – спросил он, не переступая порога камеры.
Я утвердительно потрусил головой.
– Тогда вставай и пошли. Можно, доктор? – обратился