Перстень Рыболова. Анна Сеничева
Спящего редана, или, как еще называли, Редана-на-Ковше, открывались редко, да и то – не распахивались, а легонько приоткрывались, для того, чтобы выпустить в свет очередную каверзу, на которые Асфеллоты были великие мастера.
Однако сегодня с острова на берег перекинут был мост, а значит, хозяин ждал гостей. Так оно и оказалось.
Еще с вечера Элам Ласси расхаживал по дому, с головой погрузившись в свои думы, глубокие и мутные, как воды Ковша.
Ходил он неторопливо, степенно, потому что к старости разжирел, обрюзг и страдал одышкой.
В молодости чародей был красив, как все Асфеллоты, но быстро отцвел, завял и теперь напоминал перезревший, начавший подгнивать плод, истекающий ядовитым соком. Еще недавно он двигался быстро, порывисто, так что от его плаща разлетался сквозняк. Этот сквозняк, да дробное цоканье острых каблуков помнили все дворы Светломорья, потому что они предшествовали очередной заворохе, которую расхлебать потом стоило многих сил. Злобный, коварный нрав его вошел в поговорку.
Однако ж, история была давняя, а между тем время шло к назначенному сроку. Старый Змей сошел вниз, к двери – он знал, что тот, кого ожидали, явится точно вовремя. Так бывало всегда.
На пороге зала встал, словно сплотившись из воздуха, тот, кого на Храмовой гряде называли Нением Любомудром. Впрочем, пора уже перестать называть его так. Гость, явившийся в этот день в Спящий редан, имел не больше прав на это имя, чем сам Элам Ласси.
– Добро пожаловать в мой дом, Амальфея, – старый Змей поклонился, прижав руку к сердцу.
– Я рад встрече, – величавый старик, в таком же образе, каким был на Храмовой гряде, переступил порог.
В точеном лице его угадывались черты Элама Ласси, но не точно, а будто передавая общий смысл. Старый Змей тащил на всем облике отпечаток прожитых лет и страстей, поедавших изнутри, иными словами, был живым. А гость, казалось, не жил, не старился, а так и появился на свет. Он был вне времени.
– Мы одни?
– Разумеется. Нынче утром я услал вон всех слуг.
– Иначе тебя примут за сумасшедшего, – бесстрастно отметил гость. – Старый Змей тронулся умом – вот как скажут. Он разговаривает сам с собой, задает себе вопросы и сам же на них отвечает. Ведь такие слухи ходят про короля Алариха?
Элам Ласси отвел глаза. Гость начинал тяжелый разговор, но этого стоило ожидать. Змей открыл шкафчик, достал зеленую бутыль, оплетенную золотой нитью, и налил в бокалы крепкого лафийского травника. По комнате поплыл пряный хвойный дух. Со стороны, Элам знал, так оно и выглядело: колдун заседал в своих покоях в одиночестве, но перед двумя бокалами, из которых второй был никому не нужен. Но почтение к гостю было сильнее, и Змей хотел отдать дань уважения.
Амальфея оценил этот жест.
– Я безмерно сожалею, что не могу разделить с тобой трапезу въяве, и, видит бог, не знаю тому причины, – начал колдун. – Скоро уж десять лет, как ты существуешь в таком обличье, а ведь время твое давно пришло…
– Да, только между тем я именно существую, как нахлебник,