Звукотворение. Роман-мечта. Том 2. Н. Н. Храмов
отдаляемся от него, да разве кто в этом виноват?! И уж подавно никуда не девается он, просто невидим для нас…
ДЕВУШКА ЕГО МЕЧТЫ…
А о чём, собственно, он мечтал? К чему стремился? Чем и с чем жил во снах ли, наяву??
…По-прежнему тепло, тихо было снаружи, летняя благодать умиротворяла, смягчала, разбавляла в лоне своём и чувства, и мысли, навеянные воспоминаниями, омывала нежно, заботливо и сами картинки далёкого и не очень далёкого прошлого. Уже не хотелось вновь и вновь погружаться в бездонности эти, мучать сердце недосказанностью, доселе несбывшимся, которое вот-вот могло обрести состояние несбыточного, бередить душу сожалениями о том, что так и не смоглось, осталось за чертой надуманной и потому сродни разочарованию, неполноценности – о чём стараются реже сумерничать в одинокие часы, минуты самокопания ли, созерцания… Распогожий полдень струями невидимыми, однако исполненными благовестил, не иначе, смывал наносную хмарь с сердца, заряжал оптимизмом… Насколько меняются с годами наши ощущения – грубеем? становимся толстокожее? Способны, нет? на кружевную певность в страстях, на умилительную нежность и благоговение… А может, и слова оные позабыли-порастеряли в бренной-чумной беготне за призраками? И хорошо ли, если человек пронзительноостро переживает окружающее, да и не окружающее, а проходящее сквозь него, всецело отдаваясь Жизни, не щадя души и плоти собственных??
И – кому это хорошо, ежели действительно хорошо?!
…Всю жизнь он мучился. Почти каждый день, каждый миг! раздирал в кровь грудь, обнажал сердце. Был гоним. Его чурались, он слыл изгоем, не умел жить в коллективах (и не только в школе-интернате, но и много позже…], приспосабливаться к обыденности, к серости. Непонятый, страдающий… И даже привык к подобной несправедливости – имел одну-единственную отдушину, отдушинку – музыку.
И ещё – встречи…
О-о, благодаря им-то и познакомился с Наташей, с Наташенькой!.. Девушка поразила своей красотой, отзывчивостью, всепониманием. Он растворялся в её душе, уходил в себя, в бесконечность нечуждую, приветную и… боялся сделать предложение руки и сердца, болезненно, ранимо избегал разговоров на эту тему, ибо прекрасно знал, наперёд, что совершенно не приспособлен к семейной жизни, что, в конечном счёте, загубит на корню их светлую взаимность, поскольку он – эгоист, потому как по-настоящему нужна ему одна только музыка. Интуитивно прозрел в себе это! Ничего не мог поделать с таким положением вещей! Мучился сам и мучил её, Наташеньку святую, жертвенную, мудрую… Очень мудрую.
Жуткое и страшное: он вообще не умел строить долговременные отношения с людьми, с кем бы то ни было! Или фальшивил, притворялся, напяливал эдакую маску или откровенно уходил в себя – прочь, не заботясь совершенно о производимом впечатлении, только тяготясь безмерно и безумно, эгоистично желая уединиться. Зато встречи выручали! В огромном городе, где началась его исполнительская карьера, где обрёл постоянное место жительства, они, встречи эти, служили бальзамом, ненадолго