Трилогия. Юн Фоссе
почти всю ночь дул попутный ветер, только утром он стих, и они попали в штиль, пришлось дрейфовать, и от усталости Асле впору уснуть прямо так, стоя, но ведь нельзя, нельзя ему сейчас спать, однако ж глаза закрываются, и он видит, что море нынче спокойное и блещет синевой, а в заливе легонько покачивается на волнах зачаленная лодка, и склоны вокруг Сарая зеленые, и он сидит на скамейке, в руках у него скрипка, и он прижимает скрипку к плечу и играет, а сверху, из Пустоши, прибегает Алида, и его игра и ее движения словно бы сливаются с ясным зеленым днем, и игра его полнится таким огромным счастьем единения со всем, что растет и дышит, и он чувствует, как любовь к Алиде захлестывает его, как эта любовь изливается в его музыку, изливается во все, что растет и дышит, а Алида подходит к нему, садится рядом на скамейку, он же продолжает играть, и Алида кладет руку ему на бедро, а он все играет, играет, и музыка у него высокая, как небо, и раздольная, как небо, ведь вчера они познакомились, Алида и Асле, и уговорились, что она придет сюда, к нему, но пока что они только разговаривали, вчера впервые разговаривали друг с другом, но видели и чувствовали, что их влечет друг к другу, так было с той поры, как они выросли и вошли в тот возраст, когда парни присматривают себе девушек, а девушки – парней, в первый же раз, как увидели друг друга, они заглянули друг другу в душу, и оба знали об этом, без слов, а вчера вечером впервые поговорили друг с другом и познакомились, ведь вчера вечером Асле пришел с отцом, с Сигвалдом, тот играл на свадьбе у хозяина Лейте, где играл и тем вечером и той ночью, когда повстречал мамашу Силью, тогда женился сам хозяин Лейте, а вчера он отдавал замуж свою дочь, и, узнав, что папаша Сигвалд будет играть на этой свадьбе, Асле спросил, нельзя ли ему тоже пойти
Отчего же, можно, сказал папаша Сигвалд
С чего бы мне возражать, сказал он
Чему быть, того не миновать, ты ведь тоже станешь музыкантом, сказал он
и еще папаша Сигвалд говорил, что, раз уж он музыкант и останется музыкантом, так тому и быть, он ведь изрядно наторел в игре и, коли говорить о самой игре, может считаться зрелым музыкантом, а музыкант музыкантом и останется, ничего тут не поделаешь, он сам стал музыкантом, вот и сын тоже, и дивиться тут почитай что нечему, ведь и отец его, старый Асле, и дед, старый Сигвалд, в свое время опять же были музыкантами, должно, на роду им написано быть музыкантами, хотя быть музыкантом предполагает природный талант, да, пожалуй, без таланта не обойтись, сказал папаша Сигвалд, но раз ты музыкант, то, значит, музыкант, перво-наперво, и ничего с этим не поделаешь, так он считает, говорил папаша Сигвалд, а на вопрос, с чем это связано, отвечал, что, наверно, это как-то связано с печалью, печалью о чем-то или вообще с печалью, а в музыке печаль легчает, становится полетом, полет же может обернуться радостью и счастьем, потому-то и надобно играть, потому-то он и играет, и у кого-то частица этой печали по-прежнему жива, и оттого многим нравится слушать музыку, так-то вот, ведь музыка возвышает бытие, возносит его к небу, и без музыки ни поминки нельзя устраивать, ни свадьбу справлять, ни просто собираться, чтобы потанцевать-погулять, так или иначе, те, кто наделен талантом музыканта, нужны людям, он не может сказать