Рассказы серого ворона. Игорь Александрович Мелик-Фарамазов
а с грохотом свалился на дощатый пол.
Сторож бросил собаке окровавленную талячью ногу. Барон оценивающе, не спеша, оглядел говяжью конечность, взял её между передних лап, и с хрустящим треском перекусил. Зрители были в восхищении, не было заметно, чтобы волкодав применил всю силу, перекусывая деликатес.
– Какой хаш пропал – притворно проворчал дядя. Он еще не раз пожалеет о том, что показал мне эту собаку. На следующий день я просил, требовал, шантажировал и уговаривал отвезти меня к алабаю – гиганту. Еще через день взрослые сдались, – измором и крепости берут.
Прямо под прямыми лучами солнца, сидя на собственной тени, молодой мужчина шумно пил горячий чай на сорокаградусной жаре. Ветеринар был в центре внимания аудитории из нескольких человек, объясняя уже не в первый раз, что бешенство неизлечимо, что это очень опасно, а у этой собаки бешенство, его нужно пристрелить, через два – три дня алабай сдохнет, он должен убедиться, что Барон застрелен.
Близко подходить к собаке мне запретили и постарались посильнее напугать бешенством. Семилетний ребёнок не понимал, что такое вирус, бешенство я представлял себе как пьяного, буйного, дерущегося мужика, который крушит всё вокруг. Дядя что – то сказал старику, и тот понимающе кивнул. Я понял, дядя попросил сторожа присмотреть за мной. Сторож не позволил подойти к клетке ближе нескольких шагов: бешенство.
– Эта хороши дохтур. Книга училь, инистут училь. Умни чалавек. Корова знаит, баран, собака – висё знаит. Барон вичира сумащечи стал. Вода пить не можит. Плохо стал.
Измученный Барон стоял, расставив передние лапы, обессилено свесил голову и время от времени тёр мордой о дощатый пол, широко раскрывая пасть и карябая лапами глотку, судорожно терся щекой о доски. Сидя на корточках, ребёнок увидел кость, застрявшую поперёк нёба собаки. В те секунды, когда сторож отвлёкся, мальчик вошёл в клетку, сунул руку в пасть алабаю, и ухватив кость, застрявшую между двумя рядами зубов поперёк верхней челюсти, дёрнул. Освободившись от мучившего его осколка, Барон пришёл в себя и вволю напился воды.
Теперь старик – туркмен высказал иное мнение об учёности ветеринара: – “ишак, ничего не знает”.
Барон уже не смотрел на меня как на пустое место. Друг поблагодарил: пригнувшись, прижал башкой в грудь в углу клетки. Лишь тогда я полностью осознал: соотношение сил у нас, как у мухи и буйвола, ощущение от прикосновения было такое, как будто на каменную собаку надели шкуру, но слегка ошиблись размером. «Поговорили». От ласк и почёсываний за ушами, Барон обмяк, и ещё раз ткнул в меня башкой. На том и расстались.
Через пол года я привёз другу подарки: кусковой сахар и баночку варенья. Ему было больше пяти лет, а он никогда этого не пробовал. Алабай с руки сладость не взял: не было заинтересовавшего его запаха. Пришлось смочить сахар и сунуть ему за щеку. На лицевой части собаки появилась гримаса удивления, Барон шумно зачмокал, перекатывая кусок в пасти, затем выразительно посмотрел на кулёк: “ещё есть”?
Затем друг угощался свежим хлебом с густым сладким