Габи. Светлана Беллас
И гони эту девку от себя прочь! Соизмерив взглядом её, добавил, – Знаем, мы таковых! Он направился к двери, взял трость, уже в дверях повернулся и обоим, не отводящим взглядом, зло, скорее это относилось к Габи, сказал, – Гюго, между прочим! Горький пьяница, деточка! Напьется, бьет тогда. Ой, не любя, чем попало и больно, учти. Проверено мной! Габи со злом в голосе, крикнула, – Идите, Месье! Я его изучила, как пса. Ест с руки моей, и поверьте с благодарностью! Идите, Месье! А то, ведь, прикажу ему выгнать Вас, сказать-то и надо всего, лишь словечко «Фас». Андре оторопел от ее слов, Гюго, же со смехом, посоветовал, – Андре, катись-ка, ты! Под три черта! А, целомудрие твое меня удивляет. Продолжая смеяться, съязвил, – Оказывается! Я спал и впрямь с настоящей «бабой». К тому, же! Теперь, я это понял, по утрам просыпаясь счастливым рядом с Габи, а не с тобой. Брр – р! Он сделал брезгливую гримасу, сказал, – Ты мякиш! Ни то, ни сё! Подстилка для пьяницы! За то, что бил за мою неудовлетворенность, извиняюсь! Я редко бываю так груб, только, если с подстилками, «падшими шлюхами». Из той серии, что непристойно зад свой мне подставляют. Андре вылетел из двери пулей, дверь за ним с грохотом закрылась. Габи с Гюго смеялись закатистым смехом. Гюго подошел к двери, приоткрыл, снизу слышались спускающие шаги по лестнице и бормотания переходящие в крик, Андре явно в безумии выкрикивал, – Ах, ты, прохиндей! Сучок с пенька! Посылая в адрес Гюго и парочки свои проклятия, – Запомните мои слова! Скоро рыдать будете крокодильими слезами! Шаги приостановлены, Андре раздираясь во все горло, кричал, – Я, еще отыграю партию! С насмешкой и сарказмом, передразнивая, – Судьба! Стуча по перилам, крича в голос, – Цыганка! Басурманка клятая! Девка падшая! Еще громче, добавил в отчаянии, – Возомнил из себя В. Шекспира! Писака! Я его еще расхваливал перед всеми не ему чета! Обессилено констатируя, – Демон в нем! И стихи и эссе – одна чушь! Выкрикивая в пролет на лестничной площадке, – Бред сивой кобылы! Извращенец! Угрожая, – Я сорву с тебя маску! Всех на уши поставлю! Плача, – Но, почему я его любил? Еще хотел быть в его глазах «Героем любовником». С топотом сбегая вниз по лестнице, плача, бормотал, – Ангел! Она и ангел? А, я? В его глаза, уже «падший Ангел?»
ХI. ТАВЕРНА Le PROCOPE. ПАРИЖ
Улочки Парижа. Блеск и нищета. Они напичканы бедными, если не сказать убогими кварталами. Тут, же, рядом на их фоне наряду с грандиозностью, масштабностью «величия эпох», шла роскошь, все вперемешку. Наверно, чтобы понять, полюбить и отвергнуть дух Франции, глазам открывались нескончаемой чередой тайны Парижа, выпячивая себя стороннему взгляду, такими открытиями были – Соборы, галереи, таверны. Последние, преимущественно открывали, сплошь и рядом, выходцы из Италии, их пошлый, веселый нрав, как бы разряжал атмосферу города. Ментальность французов сводится решать все проблемы на ходу или в лучшем случае за чашечкой кофе в одной, другой из таверн. За столиками решались проблемы, больше сказано быть должно – судьбы художников, поэтов, политиков, просто мужчин,