Таинственная карета. Михаил Маскаев
капельницу. Растворившись в чистой прохладе белых простыней, он просматривал на экране потолка картины встреч с Елизаветой. Он вспомнил её сравнение английского джентльмена с русским интеллигентом и сдержанное нетерпение на её милом лице, когда он останавливал её, уточняя смысл того или иного английского слова.
– Человек достоин не одного только христианского сострадания, – тогда сказала Елизавета, – но и восхищения его совершенством. Культура джентльменов сделала больше для престижа Англии, чем экспорт шерсти и угля. Во всём мире им стали подражать, и благодаря этому английский язык стал международным.
– Наш интеллигент не уступит вашему джентльмену, – сдержанно возразил Алексей.
– Ваша мужская интеллигентность заканчивается с удовлетворением плотской страсти, – парировала она, – а дальше вы панически боитесь оказывать вашим женщинам знаки внимания, считая, что ваша любовь – нечто само собой разумеющееся. И если во всём мире только рабы лишены права давать волю лучшим чувствам своим, то кто вы после этого? И как выглядите перед лицом мирового сообщества? А настоящий джентльмен красив всегда, а не только тогда, когда это ему нужно.
– А всё же нас Англия не покорила ни физически, ни культурно, – не уступил ей тогда Алексей, напряжённо перебирая в себе всё, что об этом слышал.
– Тем хуже для вас, – посочувствовала Елизавета, – русским сила нужна, чтобы защищать дурные привычки.
– Но разве сейчас в вашей стране не прошло время расцвета джентльменства?
– Человечество не живёт, а бежит впереди жизни, спеша деградировать из джентльменов и леди в современных людей, чья внешность и манеры в большинстве своём не представляют собой эстетической ценности.
Тогда Алексею нечего было ей возразить, но, видно, «консилиум» его рассудительного ума и патриотического чувства все последующие дни работал над этой проблемой, чтобы сейчас подвести итог.
«Невозможно одной только силой превратить человека в раба, – вспомнив её слова, осознал он. – Колонизаторам было мало подавить сопротивление аборигенов оружием, им надо было покорить их красотой одеяний и изысканностью манер. И культура джентльменства стала непреодолимой стеной, разделившей человечество на касты господ и рабов.
Здесь господство красоты подменяется красотой господства и возводится в абсолют. Красота как бы отменяет необходимость выбора между добром и злом и объявляется божеством ощущений. И кажется, что все, кто приобщается к ней, становятся «как боги». И тогда раб стремится не к освобождению, а к облачённому в джентльменство господству над другими людьми. Но красоте джентльменства не удалось поменять в нас любовь к человеку на любовь к господству над ним. У нас с джентльменством разные группы душевной крови».
Алексей расставил все точки над «i» в своём посветлевшем сознании. И теперь пришло время задуматься о себе.
«Моя история с этой таинственной каретой, с обольщением и ритуальным действом, с клеткой и хлыстом, – открывалось ему истинное значение