Разрыв. Этот длинный, длинный день. Юрий Витальевич Яньшин
ряды присутствующих генералов начали расступаться, как льдины перед движущимся айсбергом. Но никакого айсберга не было. Просто вошел среднего роста сухощавый хиповатого вида старичок с седыми волосами аккуратно собранными на затылке в куцый хвостик-косичку, перехваченный канцелярской резинкой и такой же небольшой седой подстриженной бородкой. Одет он был тоже по-простому: светлые полотняные брючки и в тон им рубашка с короткими, по случаю теплой погоды, рукавами. Чем-то он даже на первый взгляд напоминал уже порядком подзабытого актера – Вацлава Дворжецкого. В общем, как ни крути – ничем не примечательный старикан. Тысячи таких, как он сидят у своих подъездов на лавочках, яростно обсуждая внешнюю политику страны, играют в шахматы с такими же, как они сами отголосками прошлого или, как сторонники ЗОЖа76 бегают по утрам в скверах и парках, демонстрируя победу старческого маразма над инфарктом. И все-таки было в нем что-то этакое, что в корне отличало его от всех других. Чувствовалась в нем какая-то необъяснимая мощь, заставляющая расступаться в стороны сильных мира сего. По уверенной и совсем не старческой походке, по отточенным и повелительным движениям руки, требовательно протянутой к Афанасьеву, чтобы тот вернул опознавательный знак, было видно, что этот человек привык отдавать приказы еще и не таким «шишкам», как Начальник Генштаба и не терпел отказов ни с чьей стороны. Но самым удивительным в этом старике были его глаза. Голубые, чистые, без какой бы то ни было мути в глазных яблоках, свойственной всем представителям преклонного поколения, они поражали своей молодостью и пронзительностью. Такие глаза могли принадлежать только молодому и полному жизненных сил человеку. Или же вовсе не человеку, что уже было бы на грани мистики и откровенного фэнтези.
Разумеется, Афанасьев тотчас же вернул артефакт его владельцу и тот небрежным жестом водрузил его на средний палец левой руки.
– Кто вы?! – хриплым голосом вопросил он у властного старика.
– Каким бы именем я не назвался и какой бы паспорт не предъявил, это вам ровным счетом ничего не скажет, – ясным и крепким голосом возвестил пришелец. – Но ты, Боримир, можешь называть меня Посланником.
Афанасьев невольно сжался в комок, услышав третий раз в жизни свое истинное имя, данное ему сорок три года назад на утесе Волги в грозовую ночь. Вместе с «истинным», как ему было сообщено, именем он получил и уже упомянутый знак, выжженный на его теле каленым железом там же. Второй раз это имя, обращенное к нему, он услышал двадцать пять лет тому назад, когда Посланник, предъявив ему точно такой же, как и сейчас, перстень, в безапелляционном порядке приказал поступать в Военную академию Генерального штаба Вооруженных Сил РФ. И хотя у него самого и не было столь грандиозных планов на свое ближайшее будущее, однако Посланник был строг и неумолим, поэтому пришлось подчиниться его воле. Тот ли это был Посланник, что явился к ним сейчас, или это был совсем иной человек,
Здоровый образ жизни.