Царство Флоры. Татьяна Степанова
это она – хозяйка его судьбы? Флоранс? Эта сумасшедшая?!
– Тихо, тихо… Ну не надо так. Дело не в Флоранс. Просто…
– Он женился на ней из одного только голого расчета!
– Конечно, по расчету. Но ты не должна осуждать его. Он думал в первую очередь о своем уникальном даре, о деле, о нашем общем, если уж на то пошло, благополучии.
– Он женился на ней только для того, чтобы в любое время, когда ему вздумается, беспрепятственно таскаться во Францию, в этот ваш чертов замок!
– Этот замок… Марин, я тебе сейчас скажу одну вещь. Ты только выслушай меня спокойно. Я хочу, чтобы ты поняла. Этот замок… Ты сама знаешь, я заграницу не люблю. Не хмыкай. Дело не в деньгах, не в их менталитете. Дело в том, что так уж сложилось. Я русский человек, я, наверное, намного больше русский, чем мне бы даже этого хотелось. И я там чужой. Я с этим смирился и особо из-за этого не комплексую, не переживаю, наоборот даже. Я хочу жить здесь. И хочу жить хорошо. Очень хорошо. И знаю, что у моих детей не будет иной судьбы, кроме этой, здешней, но…
– Но он же совсем другой! Другой!
– Вот именно. Андрей другой. Хотя мы с ним и дружим больше тридцати лет, за партой одной вместе сидели, я всегда это знал. Он другой. Он стремится к таким вещам, о которых большинство не задумывается и не помышляет.
– Я иногда не понимаю, чего ему нужно? Что его гложет изнутри?
– Я тоже порой этого не понимаю. Лучше я расскажу тебе о том, как мы тогда впервые приехали в замок Шенонсо и познакомились с отцом Флоранс. Это было поздней осенью, в ноябре. Мы с Андреем приехали из Парижа на машине и шли по аллее. Цветы в садах Медичи, окружающих замок, были уже выкопаны, и клумбы покрыты зеленым дерном. Моросил мелкий дождь, и в мокрой дымке мы увидели… Я так хорошо все это помню: стрельчатые арки, мост-галерея, перекинутая с одного берега реки на другой. Мы вошли, не повстречав никого на входе. Поздней осенью туристы почти не приезжают. Где-то в залах топили камины – мы чувствовали запах дыма и дров. Нас окликнул охранник и повел в белый вестибюль, где отец Флоранс как раз заканчивал свою очередную композицию. Для большой флорентийской вазы из черного мрамора он выбрал очень простую, гениально простую композицию. Зеленые кипарисы, белые лилии, зеленые гиацинты и можжевельник. Никогда прежде, нигде, ни на одной флористической выставке ни в Амстердаме, ни в Челси, ни на Ситэ в Париже, честное слово, Марин, я не видел ничего прекраснее этой его работы. Я понял тогда, какого уровня мастером является главный флорист замка Шенонсо. Андрей же понял это гораздо раньше меня. Он понял и другое, что это цех, понимаешь, замкнутая каста, проникнуть в которую со стороны, стать там своим ему – чужому, иностранцу, русскому – практически невозможно. Есть только один шанс, всего один.
– Ну да, жениться на полоумной дочке главного флориста. Продать себя.
– Если бы у меня был такой же талант, как у него, я бы тоже использовал этот шанс.
– Что – бросил бы жену, троих детей ради…
– Иногда что-то надо приносить в жертву. Жизнь заставляет,