Худловары. Мерси Шелли
– когда ты вернулся. Столкновение с чужим миром шокирует не так мощно, как столкновение с давно знакомыми людьми и вещами, которые вдруг стали чужими.
Дело даже не в том, что все приятели, в прошлом полные раздолбаи, успели заделаться крутыми бизнесменами. И не в том, что обе любимые девушки, с которыми я поругался перед отъездом (одна застала меня с другой), успели к моему возвращению выйти замуж (за разных людей). Я и не надеялся, что на время моего отсутствия все знакомые замрут, как морские фигуры из детской игры «Море волнуется раз…».
Шок был в другом. Они действительно оказались морскими фигурами – но в тех плоскостях, которые мог заметить лишь человек, на время вышедший из игры. Все они, очень разные люди, как-то одновременно, на общей волне завели себе видеомагнитофоны, и на полках у них стояли одни и те же фильмы. Теперь они все потихоньку обзаводились мобилами, но никому не приходило в голову поставить автоответчик на обычный домашний телефон. А у американцев автоответчик есть в каждом доме. Совсем другая свобода: никто тебя не дергает звонком в кармане, спокойно слушаешь вечером все записи и отвечаешь только тому, кому хочется.
Вроде бы мелочи, шляпки гвоздей по краям задника в театре. Но сразу видно, что пейзаж бутафорский. Потому я и вышел на улицу со своими дурацкими книжками. Какая там, к черту, коммерция! Скорее уж, опознавательный знак, маячок для таких же уродов, которые выпадают из общих декораций.
За день я продал пяток английских книжек иностранцам и столько же русских обменял на чужие символы сумасшествия. Но психов я повстречал значительно больше. И вынести это было тяжеловато – даже для моего расширенного сознания.
Последним, уже в сумерках, подошел совсем тяжелый пациент. С виду он был нормален и говорил очень вразумительно. А его сдвиг даже походил на мой собственный. Он тоже видел связь всех вещей и не сходя с места указывал на проявления этого тайного единства. Он знал, какие буквы зашифрованы в чугунных букетах фонарей на Невском и почему в верхнем этаже дома напротив три окна, в соседнем – пять, а на рекламном плакате между этими домами нарисовано три человека и пять сигарет.
Но стоило мне согласиться с некоторыми его наблюдениями, как он начал объяснять, что за всем этим стоит древний масонский заговор. И не отставал от меня, зараза, со своими масонами еще с полчаса. Пришлось закрыть чемодан и отправиться домой. По дороге я размышлял над еще одним вопросом Паскаля: куда же, в самом деле, попрятались хваленые питерские поэты?
Ответа в тот день я не нашел. Тем более что в моей квартире литературный вопрос был решен радикально – пока я был в Штатах, квартиру обчистили. Это меня не сильно огорчило: если у вас не все дома, пожары ему не страшны. Проще говоря, у меня и брать-то было нечего. Только книги – их и унесли.
Я жалел лишь о пропаже «Улисса» Джойса. Остальные книги я уже прочел, хранить их не имело смысла. Но «Улисса» я часто использовал как снотворное – меня срубало с любых трех страниц, а всего их там было столько, что хватило бы на всю жизнь. Ну, переживем. На стене осталась