Новейшая оптография и призрак Ухокусай. Игорь Мерцалов
же этот негодяй покажет свое истинное лицо?
– Вы про зятя? Скажите, а в жизни он часто свое истинное лицо проявляет?
– Конечно, нет! Хитер и скрытен…
– Так почему вы думаете, что портрет должен быть глупее? Ну вот… А деньги – в кассу, пожалуйста. По три рубля с персоны и по рублю со слуги.
– Это за собачку полтора выходит? – «высчитал» Рукомоев, шелестя ассигнациями.
– Пусть будет полтора, – согласился Сударый, у которого в прейскуранте домашние животные отдельно прописаны не были: они снимались либо вместе с владельцами бесплатно, либо по одной цене с разумными, если позировали в одиночку.
Унесли портрет, и клан истек из ателье. Персефоний закрыл дверь за последними его представителями и гордо сообщил:
– У меня получилось, Непеняй Зазеркальевич! Никто даже…
Он оборвал себя и резко шагнул к Сударому, загораживая его. Тот, обернувшись, увидел, что Молчунов, отделившись от клана, сумел незаметно остаться в приемной. Но, конечно, тревога упыря была напрасной, ничего противозаконного прямо в эту минуту Незагрош не замышлял.
– Готовьте рапиры, господин оптограф, – прошипел он.
– Вы углядели в снимке что-то порочащее себя? – удивился Сударый.
– Сейчас – нет. Но вы все же сделали совершенный снимок! И какую пьесу в этом театре теней на холсте сыграют завтра?
– Это, простите, зависит только от вас.
– Готовьте рапиры. Авось успеете ими воспользоваться, хотя я в этом и сомневаюсь. Если хоть что-то пойдет не так, я вас уничтожу.
С этими словами он скользнул за дверь и смешался с кланом, грузившимся в повозки.
На завтра был запланирован только один снимок, поэтому остаток дня Сударый посвятил исследовательской работе вместе с Персефонием в качестве лаборанта. Стеклянная пластина была подвергнута многочисленным измерениям и анализам, результаты которых неизменно восхищали оптографа. В частности, он сумел измерить духовную – личностную – энергию, излучаемую образами, и нашел, что ее количество строго пропорционально количеству, излучаемому живыми существами. Коротко говоря, это свидетельствовало о высокой самостоятельности образов.
У Сударого не было ни сложной аппаратуры, ни могущественных многофункциональных артефактов для более глубоких исследований, но даже элементарных результатов оказалось достаточно, чтобы удивить мир научной магии и привлечь к этой уникальной пластине самое пристальное внимание крупнейших ученых.
– Это не стыдно и опубликовать, – бормотал он себе под нос, записывая данные.
На всякий случай зафиксировал и совершенно субъективное утверждение Персефония, будто образы на пластине даже пахнут – несильно, но достоверно.
Вечером Персефоний, обойдя ателье и закрыв все двери, сдал ключи Переплету и ушел: в подотделе у него был выходной, и он кому-то назначил свидание, благо выданная Сударым премия позволяла повеселиться от души.
Оптограф устроился