Заговор поэтов: 1921. Станислав Казимирович Росовецкий
(две тысячи за охапку!), растопил колонку. Полдник (холодный, правда) – вон он, ожидает вас на сервировочном столике. Но я бы рекомендовал сначала в ванную, пока соседи всю горячую воду не выхлюпали…
– Спасибо, Всеволод Вольфович. Я, признаться, на ногах еле стою… Скажите, что вы тут курили?
– Курил? Папироски «Дукат».
– Дайте и мне, пожалуйста.
Он очнулся, вынырнул из кошмара в уютный мирок своего спального закутка. Солнце уже садилось, потому что только в закатных лучах так ярко светится роскошный жёлтый шёлк ширмы, и рисунок, повторяющийся на ней, можно разглядеть во всех деталях даже с изнанки: изящный единорог склоняет голову и колени перед девственницей, почему-то тёмнокожей, но с открытой по моде XV века грудью. Глаза горели от слёз, у рта неприятно сгустилась слюна. Не только в кошмаре, но и наяву существуют эти камеры на Гороховой, и вот был бы ужас, если бы они-то и оказались реальностью, а уют мирного жилья – сном!
– Проснулись, Валерий Осипович?
Отзываться ему не хотелось, хотя то обстоятельство, что в его комнате-крепости завёлся и вот теперь снова начнет надоедливо трепать языком чужой человек, не огорчало сейчас Гривнича. Сомнительный благодетель возился за ширмой неназойливо и полезно, как няня в розовом детстве или персидский кот Руслан в более поздние, но по-прежнему безоблачные времена. Умом Гривнич понимал, что должен бежать из Питера куда глаза глядят, однако вопреки очевидности призрачное удобство и скромный уют родного жилья обещали ему защиту и спасение.
– Ау, Валерий! Не притворяйтесь спящим. Нам пора поработать.
– Как вы узнали, что я уже не сплю? – неприязненно осведомился Гривнич.
– А перестали бредить и стонать. Поднимайтесь да поищите себе, чего одеть на выход. Вашу троечку я позволил себе развесить на балконе – вряд ли успела выветриться.
Придерживая полусложившуюся ширму перед собою, Гривнич продвинулся к одежному шкафу, огородился там, порылся в остатках прежней роскоши и с горем пополам облачился.
– Присаживайтесь, – широким жестом указал Чёрнокостюмный на гостевое кресло, сам по-прежнему восседая за столом в рабочем кресле хозяина. – Очень советую вам достать спиртовку. Это позволило бы кипятить воду для кофе, не высовывая лишний раз нос на кухню.
– А где вы теперь видите кофе? – удивился Гривнич.
– Ну, в порту и сейчас почти всё можно раздобыть. А того лучше завести деловое знакомство в посольстве Литвы или Латвии. Я долго жил во Франции и теперь чувствую себя весь день не в своей тарелке, если не позавтракаю чашкой кофе и круассаном. Давайте рассказывайте всё и, как сможете, подробно.
Гривнич рассказал – и почувствовал, что ему полегчало на душе. Однако мнимый гробовщик на сей раз преследовал цель отнюдь не терапевтическую. Тяжко вздохнув, он заметил:
– Худо дело. Чекисты очень часто прячутся за псевдонимами, их руководители вообще (кроме, конечно, зубров вроде Дзержинского или Лациса) укрыты за кулисами,