Заговор поэтов: 1921. Станислав Казимирович Росовецкий
безумные – так и кажется: как только зритель признается, что записался к белым в Добровольческую армию, красный фанатик тут же приколет его штыком.
– Валерий Осипович!
Это Гробовщик зовёт его к стойке портье. Здесь всё по-старому, если не считать, что ореховые панели залеплены жёлтыми бумажками инструкций, приказов и распоряжений. И портье тот же, гнусный Абрамка – а чему удивляться?
– Тут вот ведь какая петрушка… Номер ваш, его для вас по моей просьбе придерживал Авраамий Ардалионович, пришлось отдать по телефонному звонку какой-то московской шишке. Согласны спать на диване в моём номере? Это на несколько только дней…
– Осмелюсь заметить, Всеволод Вольфович, – подал голос портье, – что и в этом случае придётся прописаться – а вдруг, упаси Боже, облава?
– Кончай волынку, Абрамка! – гаркнул вдруг Чёрнокостюмный. – Тебе заплачено достаточно. Считай это платой за риск. Риск небольшой, кстати: у Валерия Осиповича своя жилплощадь в Питере, где он, разумеется, прописан.
– Как прикажете. Бельё постельное я принесу. Извиняюсь, едва не запамятовал… Был вам телефон, Всеволод Вольфович. Мужчина, не назвался, ничего не велел передать.
– Так тому и быть.
На половине марша скрипучей, красного дерева, лестницы Гривнич чуть не наткнулся на Чернобородого: тот остановился, обернулся к уже невидной стойке:
– Забыл спросить… Господин Мандельштам здесь?
– У себя они. Осмелюсь напомнить: в пятом нумере.
– Как? – выдохнул уже наверху Гривнич: у него из головы сразу же выбило все ленивые мысли о редкой безобразности Абрамки и о пороках, способных сформировать столь отвратительную внешность.
– А мой для вас небольшой сюрприз, – хихикнул затейник. – Прямо сейчас к Осипу Эмильевичу идите, прямо сейчас… Я уж и условился о вашем к нему визите на это время. Мы, правда, немножко припозднились. Давайте ваш саквояж, я буду ждать вас во втором номере… Портфель, портфель забыли!
Гривнич постучал. За тонкой дверью замерло неясное постукивание подошв, потом продолжилось. Снова замерло, и взвинченный, неожиданно густой голос зачастил:
– ЧК? А ордер есть? Позовите портье, пусть засвидетельствует, что вы действительно из ЧК!
– Осип Эмильевич, это не ЧК! – удалось вклиниться.
– А? Не ЧК? Тогда кто стучится в дверь ко мне – так поздно?
– Это я, Гривнич Валерий Осипович. Меня вам когда-то представляли, Осип Эмильевич. О нашей встрече сегодня с вами уже условливались.
– Вы теперь служите в ЧК?
– Нет, конечно. Я подвизаюсь переводчиком в издательстве «Всемирная литература». И разве может стихотворец пойти служить в ЧК?
– О, я знаю одного поэта-декадента, который прекрасно устроился в ЧК! Его видели в кожаной куртке, с маузером, пьяного и с чекистским мандатом. А отчего это мы разговариваем через дверь? Вы что – предпочитаете разговаривать через дверь?
Заскрежетал замок, взвизгнули петли, и Гривнич оказался в