Уличный боец. Саймон Скэрроу
подумал, что быть гладиатором – это почти то же самое, что быть рабом до конца жизни. Такой судьбы он себе не желал. Но, понимая, что глупо обижать Цезаря, он кивнул:
– Это будет честью для меня, хозяин.
– Конечно будет. Но до того как ты покинешь мой дом, пройдет некоторое время. А сейчас я хочу, чтобы ты внимательно следил за сегодняшним заседанием в сенате. Ты должен стоять рядом с остальными людьми и быть начеку. Надень капюшон на голову. Там наверняка будут присутствовать агенты моих врагов и наблюдать за нашим уходом. Они, конечно, не обратят внимания на мальчика, но я не хочу рисковать. Ни к чему, чтобы они увидели твое лицо и узнали тебя потом. Я говорю это ради твоей безопасности, но это и в моих интересах. Так что надень капюшон прямо сейчас.
– Да, хозяин.
Преодолевая брезгливость и морща нос от кислого запаха, Марк надел капюшон так, чтобы не было видно лица. Цезарь удовлетворенно кивнул:
– Хорошо. Пойдем.
Последовав за хозяином, Марк поспешил занять свое место позади телохранителей, готовых отправиться в путь. Небольшая толпа собралась на улице посмотреть, как консул будет выходить из дома, и встретила его появление радостными криками. Цезарь тепло улыбнулся людям и приветственно поднял руку, а затем начал свой неспешный путь по улице. Она была узкая, как и почти все улицы в Субуре, и Марку казалось, что она буквально зажата между высокими жилыми домами. Большинство домов были в два-три этажа, но встречались и почти вдвое выше. Вид этих высоких зданий внушал Марку тревогу. По стенам некоторых из них шли сверху донизу большие трещины. И казалось, эти дома вот-вот рухнут.
Проходя по улице, консул выкрикивал приветствия владельцам маленьких лавочек, встречавшихся по пути. Луп поравнялся с Марком и кивнул в сторону их хозяина:
– Он устраивает целый спектакль, правда?
Мясники останавливали работу, чтобы помахать окровавленными топорами в знак признательности Цезарю, а сукновалы переставали топтать сукно в чанах, поддерживая консула своими криками. Что-то кислое ударило в нос Марку, и он поморщился:
– Что это за запах?
– Запах? – Луп оглянулся на сукновалов. – Ах это. Это моча.
– Моча? Они что же, стоят в моче?
– Вот именно. Нет ничего лучше для очистки материала, – объяснил Луп обыденным тоном.
Марк в изумлении покачал головой, и тут перед ними выбежал пекарь и предложил их хозяину каравай хлеба. Цезарь милостиво принял дар и передал его Марку:
– Вот. Съешь, если хочешь.
Марк благодарно склонил голову и, разломив хлеб пополам, протянул половину Лупу. Он откусил кусок и почувствовал вкус плохо пропеченного теста.
Известие, что Цезарь идет в сенат, разносилось по улицам, и все больше и больше народа стало выстраиваться за его свитой. Когда Марк приехал в Рим, было уже темно. Сегодня он впервые вышел в центр города при свете дня. До недавнего времени единственным известным ему городом был сонный рыбный порт Нидри, почти деревня. И сейчас все его чувства подверглись нападению со всех сторон. Помимо ужасного