Самец. Камиль Лемонье
его покорным перед нею видом, и вдруг сразу обратилась к нему на «ты».
– Ты кто?
– Ищи-Свищи, – ответил он.
Она удивилась.
– Ты браконьер?
Он несколько раз кивнул головой.
Тогда она повторила, как бы погруженная в свою мысль:
– Ах… Так это ты Ищи-Свищи?
И он снова подтвердил ее вопрос медленным и продолжительным кивком головы.
Она с восхищением глядела на его грубую красоту лесного жителя. Его квадратное туловище покоилось на широких подвижных бедрах. У него были прямые ноги, округлые ляжки; его колени резко обрисовывались, а руки были мягки и не носили следов мозолей. Она нежно глядела на его кудрявые, черные волосы, спадавшие на узкий лоб, и к этому примешивался еще большой восторг: ведь перед ней стоял не кто иной, как Ищи-Свищи. Это имя навевало страх. Всем было известно, что всюду, где проходил тот, кто носил это имя, – дичь была в опасности. И вот этот страшный человек теперь покорно, как животное, опускал перед нею голову.
Через несколько времени она спросила:
– Почему ты браконьерствуешь?
– Да потому вот, что мне так хочется.
Его робость исчезла. Он продолжал:
– Иные пилят дрова, другие – хлебопашцы, есть еще на свете ремесленники. А я вот люблю зверей.
Он говорил, переступая с ноги на ногу, выпрямившись всем телом и гордясь своим занятием. Она снова принялась срезать люцерну, выставляя грудь вперед с каждым взмахом серпа.
– Это дает тебе много денег? – спросила она.
– Иногда – много, а другой раз – немного. Я человек неприхотливый.
Она спросила, как он устраивается с продажей.
Это зависело от обстоятельств. Бывает, что он относит набитую дичь в город с наступлением ночи. У него происходят свидания с купцами. Продажа совершается за чаркой водки. Но случается, что купцы заходят к нему. Хотя это всегда затруднительнее, ибо ему частенько приходится ночевать в гостинице «под открытым небом», исключая дней ненастья, которые он проводит у своих приятелей-дровосеков. В конце концов, все люди на свете оказывались его друзьями. Ни к кому он не питал ненависти, впрочем, если не считать этих разбойников-жандармов. Он говорил о них с презрением, вскидывая плечами.
Ищи-Свищи замолчал. Из осторожности он остановился. Постоянная война с животными приучила его держаться настороже, и он сам был теперь удивлен, что так много наговорил.
– Это я все больше так, чтобы посмеяться, – прибавил он.
Она пристально взглянула на него.
– Ты меня боишься?
– Нет.
– Ты не боишься, что я тебя выдам?
Он вызывающе проговорил:
– О, я-то? Мне это совсем все равно.
Настала минута молчания. Потом он спросил, в свою очередь, ее, кто она?
– Я дочь Гюлотта. И эта ферма наша.
И, обведя рукой кругом, прибавила:
– И вот это все, до самой изгороди, которая вон там виднеется. И еще у нас есть луга по ту сторону пруда.
Он