Юнги. Игра всерьез. Кирилл Голованов
ложусь, – отмахнулся Лека.
Но лечь он не мог. Предстояло еще выучить, нарисовать в тетради и раскрасить в четыре краски 59 флагов военно-морского свода сигналов. Времени не хватало. Флаги он, конечно, нарисовал, а дополнительный параграф из учебника геометрии просмотрел бегло, по диагонали. И надо же было случиться, что его спросили именно этот материал!
Лека нарисовал на доске чертеж, задумался, потом обернулся к классу. Ребята подумали, что он подает сигнал бедствия. Жора Куржак раскрыл перед собой учебник и стал выводить по воздуху вензеля. Это задело Леку, и он раздраженно отмахнулся. В классе еще не знали, что Бархатов давно решил никогда не пользоваться подсказками. Лека исписал всю доску, но вопросы преподавателя обрушили построение как карточный домик.
– Тэк-с! – сказал Михаил Тихонович. – Выходит, что Бархатов сорокового года все же не заменяет Киселева издания тридцать восьмого… Садитесь!
Лека нахмурился. Командир взвода явно относился к своему ближайшему помощнику как к самому обыкновенному ученику. Пока Бархатов разглядывал в дневнике отметку «плохо» – первую в жизни, Михаил Тихонович спросил, кто может доказать лемму. В классе его как будто не услышали. Никто не поднял руки.
– Тэ-эк-с! – покачал головой преподаватель и уставился в классный журнал. Но журнал еще был чистым, а в перечне фамилий оказалась знакомой только одна.
Майдан догадался, что сейчас произойдет. Он смущенно потупил глаза. Урок Димка, как всегда, выучил, но заявить об этом не решался. Еще посчитают выскочкой. Михаил Тихонович был в курсе Димкиных возможностей. Ему ничего не оставалось, как вызвать Майдана к доске.
Димка доказывал лемму, делая вид, что видит учителя в первый раз. Преподаватель тоже в знакомые к нему не навязывался. В геометрии Майдан разбирался, и в классном журнале появилась оценка, диаметрально противоположная Лекиной.
Бархатов обиделся еще больше. Он как бы окаменел. Димка посматривал на неподвижный затылок помощника командира взвода и чувствовал себя неуютно.
На перемене, едва преподаватель вышел из класса, ребята сразу загалдели, оживленно обсуждая первые отметки. Больше всех зубоскалил один мальчишка, Григорий Мымрин. Зубы у Мымрина были крупными, ровными и блестели, как клавиши рояля. Его прозвали Зубариком.
– Начальство срезалось по геометрии, – смеялся Зубарик. – Ничего, это бывает. Не вешай носа.
Бархатов сдержанно кивнул. Самые худшие его предположения, к сожалению, оправдывались. И как теперь ему укреплять дисциплину? Ясно, что гражданский учитель не должен быть командиром взвода в специальной школе. Командир первого отделения Раймонд Тырва думал примерно так же, казалось Леке.
– Основной материал Бархатов знал, – буркнул Тырва. – «Пос» был бы более справедливым.
– Не надо на него обижаться, – вступился Димка. – Михаил Тихонович зря не поставит.
– Ха-ха, – оскалил Мымрин свою клавиатуру. – Получил