Реинкарнация. Роман. Валерий Николаевич Ковалев
а также ряд послевоенных. Призывая партийцев и других граждан Крыма к новым трудовым свершениям «во имя и на благо», он активно ковал его для себя. Между делом обогащаясь.
Квартира Волобуевых в центре Симферополя, площадью под сотню метров, напоминала мини Эрмитаж. С дорогими предметами старины, картинами известных мастеров и антикварной мебелью, а также не виданными тогда американским телевизором, плюс западногерманским магнитофоном.
Впечатлял и охотничий домик, напоминавший Орлиное гнездо из фильма «Кавказская пленница». Только вместе известной троицы, его охраняли сенбернар* Джим, да сторож – грек из местных.
Под домом, окруженным стенами из дикого камня, увитыми плющом, имелся обширный подвал. Туда, по линии Элеоноры Павловны регулярно доставлялись крымские марочные коньяки, дорогие вина с шампанским, а также всяческие деликатесы.
Вне службы мои «родители» общались только с подобными себе, составляя замкнутую касту, именуемую номенклатурой. В ней были только первые лица региона с женами, относящие себя к элите, а также приближенные.
Остальные же считались людьми второго сорта и исполнителями.
А еще, как выяснилось, Нора имела любовника, что я узнал совершенно случайно. Услышав обрывок ее разговора по телефону, когда «папа» уехал в столицу на какую-то партийную сходку.
– …так что котик приезжай. Завтра в десять на наше место Моего козла не будет целых три дня. Целую, – проворковала она, положив трубку.
И это для меня было не ново.
В той жизни приходилось вести дела по двум партократам и лицезреть их «скромный» ареал обитания при проведении обысков. А также изучать в ходе следствия моральный облик бывших небожителей. Который оказался «не того». Чем грешили многие руководители.
Тем не менее, своего негативного отношения к старшим Волобуевым я никак не проявлял. Внимал их наставлениям и был примерным «сыном». По известному в мире принципу Макиавелли* «цель оправдывает средства».
И единственным моим другом в среде избранных, был уже упомянутый сенбернар. Которому при встречах я говорил есенинское «дай Джим на счастье лапу мне!» и тот шлепал ее в ладонь. Блестя честными глазами.
К семнадцати годам я был довольно рослым парнем, с хорошо развитой мускулатурой, а еще смуглый, поскольку предки были из сербов. Как следствие, впал первородный грех. Пришло время.
Искусительница явилась в образе московской подруги Норы.
Ее звали Ольгой, и она регулярно навещала нас в курортный сезон с мужем – чиновником «Интуриста». Тот был вдвое старше своей жены, много ел, пил и подремывал на пляже под тентом в шезлонге. Супруга же предавалась активному отдыху. На вид лет тридцати, Ольга была жгучей брюнеткой с хорошей фигурой, а еще явно «слабой на передок», как говорят шахтеры.
В чем-чем, а в этом я разбирался, поскольку в свое время ни один год работал с женской агентурой.
По утрам, при встрече, Ольга часто ерошила Никите голову, «привет малыш!» а когда мы оставались одни в комнатах