Тень успеха. Лариса Олеговна Шкатула
звук сирены. Подъехала «скорая помощь». Я опять выхожу из машины…
Врачи действуют быстро. Определяют:
– Жив!
И быстро грузят мужчину на носилки.
– Скажите свою фамилию, – не столько говорит, сколько требует молодой врач, не без интереса посматривая на меня.
Я сую ему в руки визитку и иду к своей машине.
– Возможно, нам придется сообщить в милицию, – кричит он мне вслед.
Мой сын опять спрашивает:
– Теперь поедем?
– Поедем, – говорю я. Объяснять ребенку, отчего мы здесь торчим, не хочется.
Не станешь же в самом деле сожалеть, что помогла человеку. Может, его ещё спасут…
«Лянчия» Кати въезжает во двор почти одновременно со мной, и она переносит спящего Димку в свою машину, пока я держу над ними зонт.
На мой вопрос, не зайти ли к нам в квартиру, подруга лишь отрицательно мотает головой.
– Устала как собака, – бормочет она, – сейчас впору упасть рядом с Димкой и не просыпаться до утра… А где ты задержалась-то?
– Ждала «скорую». Одному мужчине стало плохо.
– А, служба спасения, – кивает она, идя к своей машине под моим зонтом. – Да убери ты его!
Это она о моем зонте. Вот и делай людям добро!
– Не сердись, – просит она мне в спину. – Сегодня такая гадость вылезла: моя работница послала мою же модель на конкурс под своим именем, представляешь? Стала ее увольнять, а она на колени бухнулась. Рыдает. Причитает, мол, это всё оттого, что еёзависть обуяла: почему одним всё, а другим – ничего!.. Какой-то цирк, честное слово! Можно подумать, что зависть – оправдание непорядочности…
Я возвращаюсь и обнимаю Катю. Да по сравнению с ее бедами мои – так себе, и не беды вовсе. Подумаешь, воспоминание, которое шесть лет не дает мне покоя. И на память сразу приходит анекдот.
– Вот послушай: гуляют по глубокому снегу дог и такса. Дог говорит: «У меня уже ноги замерзли!» А такса: «Мне бы твои проблемы!»
Катя бледно улыбается:
– Это ты обо мне?
– Нет, о себе.
– Он хоть молодой?
– Кто?
– Ну, этот, тобой спасенный.
– Скорее пожилой.
– А в дамском романе он был бы молод и красив.
– Так то в романе.
Я ободряюще киваю терпеливо ждущему сыну, который смотрит на нас в приоткрытую дверь машины.
– Иди-иди, Мишка уже заждался.
Катя уезжает, а я иду к машине, вынимаю свое дорогое, любимое, вкусно пахнущее чадо и несу его в подъезд.
– Мама, я уже большой, – солидно говорит он, высвобождаясь.
Насколько его папочка не чувствовал за нас с Мишкой никакой ответственности, иначе не бросил бы нас в трудную минуту, – настолько мой сын жутко ответственный ребенок. Он никогда не съест вкусненькое, чтобы со мной не поделиться. Всегда спрашивает, не замерзла ли я, не плохое ли у меня настроение и почему. Если я кладу ему на тарелку что-то, а себе нет, он непременно спросит:
– А тебе осталось?
– Осталось-осталось,