Медные пятаки правды. Евгений Мосягин
напасти военных грозы. Самый старший мой брат Алексей погиб в самом начале войны где-то в Прибалтике. Второй старший брат Федор прошел всю войну от звонка до звонка, от Москвы до Берлина и не в каком-то метафорическом, а в самом буквальном смысле. Он участвовал в битве за Москву и в битве за Берлин. Первую малую кровь он пролил под Москвой, где-то вблизи Солнечногорска, а в Берлине он получил три тяжелых ранения. До марта 1946 года он лечился во многих госпиталях и был комиссован как инвалид второй группы. В девятнадцать лет он стал офицером, а инвалидом войны он стал двадцати одного года и шести месяцев от роду. Среди прочих наград за войну у брата имеются медали «За оборону Москвы» и «За взятие Берлина». Мне тоже довелось повоевать.
Когда немцы оставляли Новозыбков, произошло страшное событие. Мои родители время отступления немцев решили переждать в деревне неподалеку от города. Через деревню невесть откуда двигалась немецкая команда. Солдаты увидели отца и заорали: «Партизан, партизан!» и поставили моего отца к стенке сарая расстреливать. Один немец передернул затвор и вскинул к плечу винтовку. Мать бросилась на ствол, пуля пробила ей грудь навылет. Обер-лейтенант остановил расстрел. Отец остался жив, мать тоже выжила. Удивительные совпадения выстраивает жизнь: мой отец был инвалидом Первой мировой войны, а мать стала инвалидом Второй мировой войны.
Жизнь беспросветная. Народ терпит и ни на что не надеется.
А сколько убитых! Ваня Масаров, Алексей Копылов, Коля Малеев, Митя Гержедович, Георгий и Константин Непогодины, Никита Соколов, Павел и Кузьма Дороховы, – каждому из этих друзей и товарищей моих, убитых на войне, не было и двадцати лет.
Во время оккупации я знал одну милую, хорошую девушку Зотову Аню. Ее угнали в Германию. Слава богу, она вернулась домой. Я встретился с ней совершенно случайно в парке и проводил ее домой.
– Мы не смогли эвакуироваться во время войны и остались под немцем. Да разве мы одни! Но ты же видел, как я жила в оккупации. В Германии я тоже честно держалась. Как же мы ждали освобождения! А теперь на нас смотрят, как на виноватых. Мне хочется нормально учиться и работать, а мне на каждом шагу говорят: «Ты была в Германии». От института на каникулах нас посылали на торфоразработки, так даже там меня оскорбляли.
Милая, славная, Аня, что сержант стройбата мог тебе сказать? Что он мог тебе сказать, Анечка? Чем утешить?
В стройбат я вернулся с душой разбитой и подавленной. Всех жалко! И никому ничем невозможно помочь.
Свое возвращение я просрочил на сутки из-за транспортных осложнений. Начальник штаба капитан Филутин, человек пре подлейший, грозил трибуналом, потом собирался посадить меня на «губвахту», потом почему-то отстал от меня… Хозвзвод в отсутствие своего командира функционировал бесперебойно и никаких нарушений служебного порядка не допускал: сапожники сапожничали, портные портняжили, повара варили баланду а писаря писали. Что же касается комсомольцев, то они точно так же,