Один в поле воин. Михаил Нестеров
лейкопластыря. Лицо непохожее, неродное.
Она метнулась за врачом. Тот, едва взглянув в лицо пациента, бросил короткое «все». Но на всякий случай приложил пальцы с правой стороны шеи на сонную артерию.
– Сделайте что-нибудь!
– Я же сказал: все. Покиньте палату.
Врач грубо оторвал полоску лейкопластыря, фиксирующую иглу системы, выдернул ее из локтевой вены покойника и перебросил наполненную лекарственной смесью трубку через капельницу – к убийцам, садистам и ненормальным врачи относились соответственно. А тут такой случай – все в одном лице, которое носило отпечаток «биологической трагедии» или генетической ошибки – страшной болезни Дауна.
Валентина часто задумывалась над тем, сможет ли мать словами рассказать о том, как она любит своего ребенка. Наверное, слов, которые полностью могли бы выразить ее чувства, просто не существует. Как же тогда быть с ней и ее сыном, которого она родила несчастным из несчастных? Который с самого рождения лишен был всех прелестей жизни. Если бог захотел наказать ее за грехи, совершенные в этой жизни, то почему он сделал это посредством другого человека, ее сына, который виноват лишь в том, что родился на свет?
Гроб с телом покойного помогли вынести из квартиры сослуживцы и три родственника, пришедшие на похороны. Из соседей никто не захотел проводить парня в последний путь. Никто, кроме соседки с первого этажа, не пришел, чтобы минуту-другую постоять у изголовья покойника.
Что случилось дальше, для большинства оказалось диким, но не для Валентины. Она предчувствовала что-то страшное, но не смогла помешать беде. Она даже не вскрикнула, когда мужчина с перекошенным лицом выскочил из подъезда и ударом ноги опрокинул гроб, стоявший на табуретах. Илюша упал лицом вниз. Опустевший гроб придавил живые цветы, положенные Валентиной на грудь сына.
Никто не сделал и шага к отцу убитой девочки, похороненной тремя днями раньше. Кто-то просто испугался его вида, кто-то посчитал, что даже этот дикий поступок в какой-то степени можно оправдать.
Валентина нашла глаза соседа и долго смотрела в них. Молча, не двинувшись с места. И совсем остановил мужчину ее еле заметный кивок, словно оправдывающий этот жестокий поступок. Михайлов, приходя в себя, опрометью бросился назад, к подъезду...
– Извините, может, вы кого-нибудь ждете, а я вам мешаю?
– Нет-нет, – оторвавшись от своих мыслей, Валентина покачала головой. – Устала на работе, вот и пришла сюда отдохнуть. Речной воздух всегда успокаивает меня.
– Я бы добавил – ночной, – неожиданно вставил Вадим, взявшись за бутылку.
– Нет, спасибо, – Ширяева накрыла ладонью свою рюмку, отказываясь от коньяка.
Домой пока рано, думала она, провожая глазами пронесшийся мимо дебаркадера катер. Пенсионеры уже разбрелись по квартирам, но у подъезда допоздна стоят три или четыре легковые машины, владельцы которых по неизвестным причинам отгоняют автомобили на стоянку лишь в одиннадцать-двенадцать часов. А ей не хотелось ни с кем встречаться.