Надуйте наши души. Swell Our Souls. Ирина Ногина
мужчины обуславливают и моё отношение, и мои встречные поступки, – Мира приподняла голову и возвела взгляд в прошлое. – Одно из самых сильных разочарований в моей жизни было связано с мужчиной, который доверял своим сомнениям больше, чем мне. Он был верен мне, внимателен и почтителен. Не было вершины, которую бы мы не одолели вместе. Я любила этого мужчину, – Пандробан вздрогнул – до того неестественно прозвучало в её устах слово «любила». – До той минуты, когда я узнала, что он установил за мной слежку. Изображая любовь, чуткость и преданность, он предпочёл потакать своим фобиям. Конечно, он сказал бы мне, что делал это из-за своей одержимости мною, из страха потерять меня, ради моей же безопасности, он нашёл бы тысячу фальшивых противовесов этому предательству, и пролил бы реки слёз у моих берегов, – если бы смог. Но я исчезла из его жизни так же стремительно и бесповоротно, как исчезли мои чувства к нему.
– Он не делал попыток вернуть тебя? – спросил обуреваемый ревностью Пандробан.
– Поначалу делал, но ему хватило мужества осознать, что нельзя вернуться к пустому месту. Он сумел увидеть мир моими глазами, и в этом ракурсе не нашёл в мире самого себя.
– Где он сейчас?
– Его давно нет в живых, – сказала Мира со светлой полуулыбкой.
– Как он умер?
– Говорили, что покончил с собой. Причин я не знаю. Не знаю даже, правда ли – самоубийство. Примерно через два месяца после нашего расставания.
Пандробан побледнел. Его штормило от мутной, зловонной и нарастающей тревоги.
– Ты точно не любишь его больше? – тихо спросил он. – Или только стараешься разлюбить?
Его грудь сдавил спазм от Мириного весёлого хохота, и терзавшая его дрянь выплеснулась из него с оглушительным выдохом. Мира провела рукой по его лицу, разглаживая взбаламученные воды внутри него.
– Тебе следовало выучить меня получше, – сказала она, коротко прищурившись.
Вот был тот миг, которого он чаял много дней – вот она в мгновение ока преодолела расстояние в миллионы световых лет. Вот она оказалась, наконец, здесь, в его доме, то ли в его, то ли в своей спальне, хотя он не чувствовал, что рядом с ней оставалось ещё хоть что-нибудь его, словно она присвоила всё вокруг в комплекте с его душой. Он поднялся на коленях и приник к ней губами, отпуская вожжи, роняя латы, дрожащий от угодливой прыти, терзаемый триумфом побеждённого, а его руки цеплялись за её тело, словно она была деревом на отвесной скале.
– Мне жаль твоего бывшего, – признался он, лёжа на её обнажённых коленях, вдыхая запах собственной спермы и дым собственной сигареты.
– Глупо жалеть людей. Все они обретают то, к чему стремятся. Слепо или преднамеренно, – сказала она, лениво лаская его волосы.
Одевшись, они переместились с ковра на кровать и некоторое время сидели рядом. Мира, по своему обыкновению, – выпрямив