Пришедший изо льдов. Елизавета Датинбурская
тяжелой. Он клялся любить ее всю жизнь, заботиться, оберегать… А сам? Предал? Умом он это понимал, а сердце отказывалось слушать разум. Сердце теперь стремилось к другой, прекрасной Елизаре. Словно каждый удар его сердца, был теперь только для княгини.
Луч света в непроглядной тьме.
И вот сейчас, когда тело Митрофана любило Настасью, обжигало ее кожу пылкими поцелуями, а руки ласкали ее прелестные изгибы, глаза видели Елизару. Словно в эту минуту с ним в постели была запретная княгиня. Митрофан еле сдерживался, чтобы в минуту высшей страсти не назвать ее по имени.
Аксинья примчалась домой. В голове созревал план. Если Лютой, все же, дознается о ее оплошности, она должна отнекиваться. Пава то понятно, под крылом кухарки Кази. Старая интриганка прикроет свою любимицу. А кто позаботиться об Аксинье? Тятька? Что он может, бедный заводчик свиней. Его ум заострен на то, сколько и чего положить в корма свиней, дабы они росли круглыми и жира в них было побольше. Еще кумекает кому по осени выгоднее продать сало да жир. Ну, ничего, она сама о себе позаботиться!
Девица выскочила в ограду. Налила колодезной воды в корыто и принялась мыть ноги. Вода стуженая. Аксинья морщилась и закрывала глаза от каждого соприкосновение рук с ногами.
– Акси, воды нагреть тяжело? – сказал тятька, увидев, чем занимается доча.
– Некогда, – прошуршала Аксинья, – тороплюсь.
– Это куда мы так торопимся? – добродушно осведомился тятька. Пожилой мужчина невысокого роста с круглым животом, присел на соседнюю чурку. – На свидание с Серго торопишься?
– Делать вот мне нечего, – фыркнула Акси, – с Серго на свиданки ходить. Он с другой деревни, пришлый.
Тятька рассмеялся.
– И что ж, не человек он теперича? Ты ему люба, я-то вижу это… А он тебе?
Вытирая ноги обрывком плотной тряпицы, Аксинья напустила невозмутимый вид и добавила немножко неприязни.
– Мне он безразличен!
Такой ответ еще больше позабавил тятьку.
Из избы вышка матушка.
– Путята, Аксинья еда стынет, за стол пора.
– Тятька, Матушка, – сдерживая переживания начала Аксинья, – мне надобно пойти в лес, за шишками. Масло на исходе, так и торговать скоро нечем будет.
Путята посерьезнел.
– Какие шишки, доча? Чего-то натворила?
Акси опустила стыдливо глаза и тут же их подняла, чтобы себя не выдать. Впутывать родителей она не собиралась.
– В лес говорю, пойду, за шишками. Мне Настасья, Митрофанова жена, по большому секрету сказала, что за Ельской речкой, за Бухоновым холмом в дальнем леске шишек прошлогодних полно. Мне сейчас запасы надобно пополнить.
– Доча, – всплеснула руками матушка, – так завтра и пойдешь, сегодня-то сумерки уже.
– Милые мои, – с наигранным весельем завела Аксинья, – Настасья уже по деревне разнесла, пока до завтра буду ждать, все за ночь расхватают. – Она помолчала. – И еще, коли, кто