Диверсанты. Валерий Николаевич Ковалев
Девушка привлекала его своей добротой и веселым нравом (в детстве Легостаев повидал много грустного), а еще удивляла эрудицией. Грамотных людей Юрка с детства уважал.
Маша отлично знала историю с географией, в которых ее новый знакомый был не особо силен, и много чего другого.
Еще она не раз читала по памяти стихи Блока и Есенина. Особенно старшине запали в душу последние. Про старушку, которая ждала своего сына на дороге. А тот все не шел. Было некогда.
Под впечатлением, Юрка рассказал Маше о своей прошлой жизни. О которой мало с кем делился. Как скитался со шпаной по вокзалам, ездил в Крым и тырил по карманам, а потом воспитывался в колонии. После которой, до призыва, работал автослесарем в Купянске, а затем шофером самосвала.
– Ты совсем-совсем не помнишь своих родителей? – растроганно спросила тогда девушка.
– Отца нет, – нахмурился Легостаев. – Его зарубили под Варшавой белополяки, когда я был совсем маленький, а маму помню. Она умерла от тифа в двадцать пятом.
Сошелся Юрка характером и с Машиным дедом, Степаном Аристарховичем. Тот против встреч с внучкой не возражал, как-то пригласил молодых к себе на маяк, полюбоваться заливом, а потом они втроем несколько раз ловили пахнущую свежими огурцами, корюшку на его ялике.
Затем на берегу варили из нее запашистую, на укропе уху в закопченном котелке, под негромкий шум прибоя.
Бывший гальванер любил вспоминать свою службу на броненосце и рассказывал, как в дальних плаваниях приходилось заходить в английский Портленд и французский Брест, а в Первую Мировую сражаться с немцами.
– Воинственный народ германец, – говорил он, снимая пену деревянной ложкой. – Однако супротив нашего не потянет. Хлипковатый.
Теперь же надолго приходилось расставаться. Отчего на душе у старшины было тоскливо.
Но, как говорится, служба есть служба.
Поглубже надвинув мичманку на лоб (солнце било в глаза), Юрка, паруся клешами, направился быстрым шагом в сторону Обводного канала.
Минут через пятнадцать, свернув у ротонды на знакомую тропинку, он вышел к домику под соснами и, отворив калитку, вошел в пахнущий травою двор.
На ступеньке крыльца сидел хозяин в тельняшке и, привычно действуя кочедыком*, вязал ячеистую сеть для рыбы. Рядом, на траве, положив голову на лапы, за всем этим наблюдал лохматый пес по кличке Абрек. Большой любитель рыбалки и гроза местных котов.
– День добрый, Степан Аристархович, – пройдя по гравийной дорожке, остановился перед ними Легостаев.
– ЗдорОво живешь, – весело прищурился старик. Абрек же дружески вильнул хвостом и басовито гавкнул.
– Ты никак к Машутке? – продолжил старый моряк. – Ее сейчас нету.
– А где она?
– Утренним паромом уехала в Питер. Будет только к вечеру.
– Да, незадача, – огорчился Юрка, присев рядом с хозяином на ступеньку.
– А в чем дело? – отложил в сторону Аристархович кочедык. – Давай, старшина, докладывай.
– Меня, дед, переводят в другую часть, – наклонился к нему Легостаев. –