Тысяча лун. Себастьян Барри
что в их силах. Значит, они и нанесли мне рану, и исцелили ее, а это само по себе непреложный факт.
Наверно, у меня не было выбора. Когда у тебя отбирают мать, ее уже не догонишь. Не закричишь «Подожди меня!», когда ветер становится ледяным под волчьей луной и мать ушла далеко вперед в поисках хвороста.
В общем, Томас Макналти спас меня дважды. Во второй раз, когда он бежал через поле битвы и тащил меня за собой, одетую мальчишкой-барабанщиком (так получилось), Старлинг Карлтон хотел меня убить прямо там. Мы на него наскочили. Он махал саблей и кричал. Он сказал, что всех индейцев надо убить, таков приказ майора и он собирается его выполнить. И Томасу Макналти пришлось убить его самого. Томаса это очень опечалило. Они долго служили вместе.
Все это мне запомнилось отчетливо.
В детстве я часто плакала нипочему. Я ускользала от всех и находила укромный уголок. Там выпускала на волю слезы, и у меня в глазах было так темно, словно я ослепла. Джон Коул шел меня искать. И он понимал, что надо просто обнять меня и не спрашивать о том, для чего у меня не было слов – ни на английском, ни на языке лакота.
Джон Коул. Он часто выражал свою любовь делами. Он дал мне те учебники грамматики, как я уже сказала, и стал меня учить, хотя сам был не очень учен. Он меня научил не только письму, но и счету.
Когда Лайдж Маган решил, что я готова, он пошел к своему другу, законнику Бриско, и спросил насчет работы. И я долго работала у Бриско, переписывала бумаги и вела счета. Я очень гордилась своим делом.
У законника Бриско был большой красивый дом и сад с цветами, какие в Теннесси не водятся, – в основном розы из Англии. Он написал книгу про свои розы, и ее напечатали в Мемфисе. Она лежала на почетном месте у него в кабинете.
Как я уже сказала, Оджинджинтка значит «роза». Не знаю, какая в точности. Может быть, потерянная роза прерий.
Не настоящая, не такая, как у Бриско в саду. То, что было розой для моего народа.
Законник Бриско заставлял меня читать его любимые книги. Я брала их домой и читала в гостиной у печки. Ветерок с луга трогал и трогал страницы. То были приятные вечера, когда нечего делать, только слушать, как Теннисон Бугеро, любимый брат Розали, поет старинные песни. Я погружалась в раздумья. Раздумья, навеваемые книгами.
Конечно, это все было до того, как появился Джас Джонски. Мальчишка, не прочитавший в жизни ни одной книги, как я теперь понимаю. Он и письмо едва мог написать.
Все это было, сдается мне, в тысяча восемьсот семидесятых, после войны и после того, как Томас вернулся из тюрьмы. Может, даже в тот год, когда убили генерала Кастера. А может, прямо перед тем.
Но все годы пролетели или прошли. Как пони, что бегут по бесконечным травам прерий.
Глава вторая
Джас Джонски был приказчиком в бакалейной лавке. Лавка принадлежала унылому привидению, которое звалось мистер Хикс. Впервые придя туда, я поняла, что нравлюсь Джасу.
– Ты дочка Джона Коула, – сказал он без тени страха.
– Откуда вы знаете, что я дочка Джона