Windows on the World. Фредерик Бегбедер
давит не американский империализм, а шовинизм Америки, ее культурный изоляционизм, полное отсутствие интереса у американцев к иностранным авторам (разве что те работают в Нью-Йорке или в Сан-Франциско). Франция сегодня относится к Америке примерно так же, как провинция к Парижу: со смесью восхищения и отторжения; ее тянет туда, но она гордится, что противится искушению. Мы хотим всё знать о них, чтобы иметь право презрительно пожать плечами. Быть в курсе последних тенденций, новых заведений, нью-йоркских сплетен, чтобы потом подчеркнуть, насколько наши собственные корни глубоко уходят в родную почву. Американцы словно бы двигались в обратном направлении, чем Европа: их комплекс неполноценности (молодая, «нуворишская», ребяческая страна, бóльшая часть истории и культуры которой привнесена из-за рубежа) быстро сменился комплексом превосходства (демонстрацией мастерства и успешности, культурной ксенофобией, третированием конкурентов и рекламным прессингом).
Что же до исключительности французской культуры, то, что бы ни говорил один (с тех пор смещенный) генеральный директор французского радио, она не умерла: она состоит в том, что мы снимаем на редкость говённые фильмы, пишем на редкость халтурные книги и вообще создаем на редкость занудные и самодовольные произведения искусства. Естественно, сие печальное утверждение распространяется и на мой труд.
8 час. 35 мин.
Вход в «Windows on the World» бежевого цвета. В этой вершинной Америке все бежевое. Стены спокойного оттенка, толстое ковровое покрытие цвета яичной скорлупы с геометрическим рисунком. Мокасины утопают в шерстяном ворсе. Пол мягкий; уже одно это должно было нас насторожить.
– Угомонитесь! Keep quiet!
Мальчишки носятся как угорелые в полдевятого утра. С какого возраста начинаешь просыпаться усталым? Я без конца зеваю, а они шныряют туда-сюда, лавируют между столиками и едва не сшибают с ног пожилую даму с фиолетовыми волосами.
– Да уймитесь же, черти! Stop it, guys!
Я могу сколько угодно делать страшные глаза, сыновья меня больше не слушаются. Я не пользуюсь у них ни малейшим авторитетом; даже когда я злюсь, они считают, что я валяю дурака. Они правы: я и в самом деле валяю дурака. Я не всерьез. Я не умею быть строгим, как и все родители моего поколения. Наши дети плохо воспитаны, потому что не воспитаны вовсе. Да и воспитывали их не мы, а мультяшные сериалы. Спасибо каналу «Дисней», всепланетной няньке! Наши дети вконец испорчены, потому что испорчены мы. Джерри и Дэвид действуют мне на нервы, но между ними и их матерью есть большая разница: их я еще люблю. Ровно по этой причине я позволил им неделю не ходить в школу. Какой был безумный восторг, что не надо делать уроки! Я устраиваюсь на неудобном стуле ржавого цвета и обвожу взглядом немыслимую панораму за окном. «Unbelievable»[18], как написано в проспекте: раз в жизни реклама не врет. Залитая солнцем Атлантика слепит глаза. Небоскребы рассекают небесную голубизну, словно на декорации
Невероятно