Тридцать дней в красной зоне. Заметки врача. Григорий Нарек
шахматы (моя идея), где будем пить кофе, смотреть фильмы (тогда казалось, что хватит времени и сил на развлечения). Всё это продолжалось около сорока минут, после чего мы снова собрались в ординаторской, и Андреа стал рассказывать о клинике и оснащении в целом. Говоря о числе коек, которыми мы располагаем, он деликатно заметил:
– Там, за углом и этажом выше, оставлены три койки, их мы занимать не будем…
Было ясно: эти койки для кого-то из нас. Все мы – по крайней мере я, Сандро, Никола, Валентино и еще один Никола (северянин по фамилии Малатеста) – понимали, что, несмотря на первоклассную систему защиты, всё-таки добытую директором и шефом, какая-то, и вполне значимая, часть двухсот пятидесяти медиков, начинающих работать в красной зоне, скорее всего заразится. Причем, судя по мировой статистике, самое меньшее пятнадцать из двухсот пятидесяти попадут на искусственную вентиляцию легких… Ну, посмотрим, что будет дальше. Пока я и сам не знаю.
Надо отдать Андреа должное: за пару дней он сделал всё, чтобы объединить сотрудников клиники, ранее не работавших друг с другом, в одну команду. Теперь мы называемся инфекционное отделение № 33. Даже групповую фотографию сделали.
И еще: когда наш коллега снял защитную форму, его лицо нас поразило – красное, потное, с глубокой четкой линией, пропечатанной очками и респиратором. Кошмарное зрелище. Если сорок минут оставили такой след, то что же будет после суток работы по схеме: «четыре часа в зоне, четыре часа отдыха – и так далее» (позже мы перешли на схему 6 + 6)? Неизгладимые рубцы?! Все поспешили отогнать эту мысль. Во всяком случае я. Может быть, я впечатлительнее других.
5. Зубная фея
За месяц до описанных событий со мной случилось следующее. Как у большинства людей, у меня есть четыре зуба мудрости. Три из них ничем не замечательны. Но четвертый, на нижней челюсти, почему-то устроился горизонтально, корнями вверх. Можно сказать, мудрость моя расположилась вверх тормашками. Надо было удалить зуб, пока он не превратился в небольшой заводик, производящий гной. Я оттягивал этот сладостный миг целых шестнадцать лет. И вдруг, ни с того ни с сего, решился. Записался на прием к моей близкой по друге Марии Чиньо, зубной фее всей нашей семьи. Но сама Мария – не хирург. Она направила меня к хорошему (в чем я смог убедиться скоро) специалисту, который согласился меня оперировать.
Два с лишним часа длились мучения. Не мои, вовсе нет. Современные анестетики избавляют пациента от болевых ощущений (пока хирург избавляет его от половины челюсти). Мучились моя зубная фея, врач и их доблестная ассистентка. Но всё сделали, и мастерски. Эта оценка опиралась на два критерия: я жив, и челюсть на месте. Затем Мария сама отвезла меня домой, не позволив взять такси.
Через две недели мне сняли швы, и я снова стал человеком – мог есть, жуя на обеих сторонах рта. И начал это делать поистине безудержно. За всё приходится платить: полость, оставшаяся после удаления зуба, инфицировалась, у меня заболели – и еще как! – висок,