Золотой козленок. Константин Алексеевич Чубич
Полицейской площади, отрочество провёл на улице Кондратенко, молодость прошла на улице Розы Люксембург. В промежутке, когда Одесса принадлежала венгерскому королевству, − успел пожить на улице 16 октября 1941 г. Свой столетний юбилей «Бернардацци» праздновал уже на Бунина…
− …Вы, мой юный друг, не можете представлять всё человечество, потому что вы типичный пижон и одесский карманник…
Фунтик язвительно усмехнулся:
− Чья бы корова мычала.
Дружок с прокурорской строгостью посмотрел на товарища:
− Вас, гражданин Фунт, я попросил бы впредь меня не перебивать. Вы испоганили своими комментариями арьергардную часть моего философского монолога… Так вот − вас не грабят, как в американском боевике, и не проводят хирургического вмешательства в ваши органы, с тем чтобы узнать, где вы прячете кубышку с драгоценностями, акции городской муниципальной бани или центрального городского кладбища. У вас отнимают и кубышку, и акции, и раздевают до трусов − цивилизованно и благородно и, смею заметить, честно платят в казну, чтобы содержать сирот, кото…
Фунтик, не выпускавший из виду дамочку, рванулся вперед, предав забвению философские потуги товарища. Та, купив с лотка глянцевый журнал, перелистывая на ходу страницы, стала погружаться в чрево подземного перехода, к станции метро. Одесскому фармазону в толчее не составляло труда изъять портмоне таинственной незнакомки.
Жульдя-Бандя, мысленно обозвав кореша идиотом, подождал около десяти минут, нисколько не сомневаясь в том, что грозная Фемида уже занесла над ним свой меч. Собрался было уходить, но тот появился, и друзья, сев в троллейбус, вскоре сошли, оказавшись неподалёку от Дворцовой площади. Всё вокруг давило гранитной монументальностью.
У входа в здание − то ли гостиницы, то ли ресторана, Жульдя-Бандя увидел швейцара, как две капли воды похожего на Степаныча из «Гамбринуса». Впрочем, это было сомнительное сходство, лишь по внешнему признаку.
И хотя швейцары в демонократических вихрях были истреблены как класс, в серьёзных заведениях: гостиницах и ресторанах, они подавались к аристократическому столу как дежурное блюдо.
Швейцар больше напоминал адъютанта его превосходительства, которых, заметим, тоже изжили как класс, заменив чиновниками, да и холопов, чего греха таить, стали обзывать гражданами.
Жульдя-Бандя, как старому знакомому, сделал швейцару ручкой, крайне удивив Фунтика. Швейцар наклонением головы ответил на приветствие, терзаясь вопросом относительно его родителя.
− Степаныч, − как-то нейтрально, будто ни о чём, пояснил Жульдя-Бандя.
− Чё, в натуре − кореш?
− Друг детства…
Позорно обозвав Зимний дворец Петропавловской крепостью, Жульдя-Бандя повёл дружка к Александровской колонне, с ограждения которой туристы, в качестве сувениров, снимали декоративные пики, отчего последнее местами походило на общипанную курицу.
Группа передовиков производства из Бурятии благоговейно внимала