Норильские судьбы. Владимир Васильевич Беляков

      Семенову: – С завтрашнего дня для этого отделения норму питания снизить в два раза.

      Выходя из арочных ворот, наклонился к Семенову и сказал:

      – Брось всех оперативников во все зоны. Подключи уголовников. Пусть под любым предлогом выдергивают комитетчиков. Я сам их потом допрошу.

      Через день в лагерном пункте «Купец» обнаружили повешенными рядом на балке лицом друг к другу двух членов комитета – Вальяно и Быковского.

      Настроение Кузнецова с каждым новым проведенным днем в Норильске ухудшалось. Быстрого наведения порядка не получилось. Восстание не было подавлено, а наоборот разрасталось. Его мысли были уже не о генеральских погонах, на которые он рассчитывал после возвращения в Москву, а о том, как сохранить полковничьи и свою шкуру. Занозой в заднице сидело третье «каторжное» отделение, где был сформирован основной забастовочный костяк, откуда шло практическое управление восстанием.

      Просидев в раздумьях практически всю ночь, он решил произвести психологическую атаку на непокорное отделение. Днем к лагерю подъехали более десятка машин. Солдаты в полной боевой готовности, в скатках за спинами начали окружать лагерь. На глазах у заключенных установили пулеметы. Вслед за ними надзиратели топорами начали прорубать проходы в колючей проволоке. Открыли ворота.

      По радио Кузнецов обратился к лагерникам с призывом расправляться с членами комитета и уходить из лагеря. Его голос уже охрип, но ни один человек не вышел. Атака не удалась.

      – Все. Мое терпение лопнуло. Да я же вас сук похороню всех здесь до единого, – в истерике прошипел он.

      Открыть огонь!

      Первый день июля по-настоящему радовал летним теплом. Яркое солнце разбросало свои лучи над рудником «Медвежий ручей», заглядывая внутрь бараков и прогревая деревянные оштукатуренные стены. Практически все заключенные первого отделения высыпали во двор, сняв с себя робу подставляя свои бледные тела под теплый солнечный поток.

      Московская комиссия в полном составе явилась на вахту. На входе висел черный флаг с красной полосой. Стол для переговоров не ставили.

      – Убрать флаг. Построить отделение, – приказал Кузнецов.

      Среди заключенных прокатился ропот. Нехотя, но начали подниматься и выстраиваться в ряды. Одеваться не стали, держа робу в руках, недовольно перекидываясь словами.

      Обращаясь к гудящему строю Кузнецов начал говорить громко:

      – Волынка переросла в контрреволюционный мятеж. Вы избрали органы власти, суд. Сформировали незаконные органы самообороны. А это не что иначе, как мятеж. Приказываю всем заключенным покинуть зону для фильтрации. В случае неподчинения конвой открывает огонь на поражение.

      – Товарищи заключенные. Одумайтесь! Вас толкнули против Советской власти, – просто взвыл представитель Прокуратуры СССР Вавилов.

      – Так если мы с тобой товарищи, вставай с нами рядом, – раздалось из толпы.

      – Блефуешь, мразь! Нет у тебя права на