Город, в котором все счастливы. Алиса Кордий
, посмотрела в висевшее на противоположной стене зеркало. Да, вид у неё был, мягко говоря, не учительский: золотисто-русая копна волос, перетянутых плетёным «хайратником», открытые плечи, туго обтянутая красной нейлоновой майкой грудь третьего размера, белые клёши в пол, в которых её стройные ноги, по меткому выражению соседки по комнате, «казались бесконечными». Клёши эти – новое веяние моды, привет из семидесятых (собственно, оттуда они родом и были – из времён студенческой юности её мамы), босоножки на высокой платформе: девочка очевидно не успела заскочить в общежитие, переодеться после «всенощной» тусовки.
– Не собираетесь же вы, в самом деле, ехать в свой родной город? – прервал её самолюбование декан.
Она пожала плечами: почему бы и нет?
– Не лукавьте! Вы там очень скоро соскучитесь. А я предлагаю вам интересную творческую работу в прогрессивном молодом коллективе с зарплатой выше, чем в среднем по стране и с предоставлением служебной квартиры. В наше время молодой специалист может только об этом мечтать. Вам понравится, я уверен. А если нет, никто же вас там силой держать не будет – вернётесь домой, в свой шахтёрский посёлок.
– Я живу в городе.
– Ах да, извините. Так что вы мне скажете?
– Я не знаю, – ей было всё равно, куда ехать, лишь бы не домой, где, как она полагала, на самом деле, есть риск загнуться от скуки, посвящая прыщавых пубертатных школяров в перипетии ежегодно меняющей акценты и тасующей факты «продажной девки капитализма». – А почему такое заманчивое предложение вы делаете именно мне? У меня ведь даже не красный диплом?
Декан улыбнулся тонкими губами, его маленькие острые глазки на миг потеплели:
– Из личной симпатии, – в его голосе не было фальши, и она поняла, что говорит он достаточно искренне. – Мы же с вами оба неглупые люди и понимаем, что красный диплом – ещё не показатель интеллектуального уровня его обладателя. На эту должность нужен не зубрила с амбициями Макаренко, а творческий человек, способный рассматривать исторический процесс под разными углами зрения, вы понимаете?
Она впервые за время разговора улыбнулась в ответ:
– Мне очень лестно, что вы считаете меня таким человеком.
А про себя подумала: «За такой комплимент я почти готова простить вам свой синий диплом». Как бы в ответ на её мысли декан доверительно сообщил:
– Можете считать это своего рода компенсацией за то, что вам не выдали красный диплом.
«Интересно, а кому выдали мой красный диплом?» – хотела она съязвить, но сдержалась: предложение работы с перспективой научной деятельности за неплохие деньги, а ещё собственное, пусть и служебное, жильё бонусом на дороге не валялось.
– Если вы согласны, зайдите к секретарю. Она скажет, какие необходимо собрать документы.
– Я согласна, – просто сказала она и вышла из кабинета.
– Алло. Привет. У меня для тебя хорошая новость, – декан зажал подбородком трубку и приоткрыл лежавшую на столе папку с надписью «Личное дело. Сергеева Ольга Михайловна» с прикрепленной к ней фотографией означенной молодой особы. Его тонкие губы сложились впонимающую улыбку. – Твоя фарфоровая статуэтка прибудет на днях. Не благодари… свои люди! Сочтёмся.
II. Приезд учительницы
Тёплый ветер, трепавший её распущенные солнечного цвета волосы, доносил дурманящий запах полыни и чабреца из нагретой солнцем степи. Она с наслаждением вдыхала ароматный букет, любимый с детства дух разогретого солнцем июльского разнотравья. За окном поезда проносились убогого вида хатки, выбеленные мелом, редкие посадки, серо-голубые ставки́1 с зарослями камыша по краям. На сочных лугах паслись одинокие бурые коровы, нехотя пережёвывали обильную в этот год траву, словно давали понять заглядевшимся на них пассажирам, что они довольны и сыты, и ничто не грозит их коровьему благополучию. Человеческие жилища, напротив, являли собой образец нищеты и запустения: кое-где поваленные, давно не крашенные заборы, кособокие домики, заросли бурьяна по канавам и куцые клочки огородов, лоскутными ковриками разбросанные по степи, на которых стояли в весьма не изысканных позах вышедшие на сбор урожая владельцы загородных дач. Они копали картошку – невзрачный с виду, перепачканный земляной пылью корнеплод, спасающий от полуголодного существования семьи рабочих, селян, трудовой интеллигенции иразорённых рэкетирами неудачливых бизнесменов. «Вся страна стоит раком на полях, – подумала она, задумчиво разглядывая мелькавших за окном дачников. – «Вся страна в едином порыве» копает картошку, чтобы пережить шестую по счёту постсоветскую зиму». За окном промелькнула речушка, за ней – синий овраг, поле подсолнухов. «А всё равно красиво», – думала она, засыпая. Горячее марево послеполуденного зноя, тёплый степной ветерок, перестук ритмичных колёс мчавшегося на север поезда делали своё дело. Она проснулась, когда только начало светать. И первое, что увидела за окном, – показавшиеся ей гигантскими берёзы – длинные, как мачтовые ели, и толстоствольные, как многолетние дубы. Таких не было у них в степи. Редкие берёзовые посадки, высаженные в подёрнутые
Ставо́к – пруд на южно-русском диалекте.