Распутье. Тальяна Орлова
чувствовала себя намного спокойнее, когда просто ориентировалась на Ваню и не думала об остальном.
Поели, врубили телевизор. Канал никто не переключал, нам обоим было все равно, а ведущий создавал ощущение, что в мире есть кто-то, способный говорить.
В двенадцатом часу я безудержно зевала и уже потеряла надежду сегодня вернуться домой.
– Ложитесь спать, – хрипловато после долгого молчания предложил Коша.
Подумала и согласилась – а чего еще ждать? Все новости откладываются до утра в лучшем случае.
– Тогда надо разложить диван, – я встала. – Внутри есть одеяла и подушки. Но постельного белья нет. Переживешь после нашего-то комфорта?
– Я такой же вопрос мог адресовать вам. Отойдите, Елизавета Андреевна.
Он разложил диван и осмотрелся. Я заняла одну половину, накрывшись одеялом, от которого пахло то ли сыростью, то ли пылью. В квартире была еще моя кровать, заваленная старыми вещами. Я предложила без задней мысли:
– Укладывайся где-нибудь.
Он ответил, осматривая пыльный пол:
– Кажется, я научился спать даже стоя.
– Спи стоя, – разрешила я. – Только не на полу. Если ты простудишься, то не уверена, что Иван не разозлится на меня. Я вообще не уверена, что я ему ближе тебя.
– Я ближе, – выбрал Коша, вряд ли с иронией. Сдвинул кресла, вогнал между ними твердые диванные подушки, получилось удобнее кровати. – Но лучше этот вопрос перед ним никогда не ставить.
Он завалился на спину, подложил руку под голову. Я тоже перевернулась и уставилась в потолок. Кому-то надо было погасить свет. Лично я не видела никакой предосудительности в том, чтобы спать в одном помещении не с собственным мужем. С другим мужчиной – это да, чувствовала бы себя странно. Но с говорящей собакой – запросто. Самого его тоже ничего не смущало – Коша никогда не сделает ничего двусмысленного по отношению к Ивану. Он для меня собака, а я для него кто? Ценная кукла, которую надо завтра доставить владельцу?
Сонливость исчезла. Я все-таки встала и выключила лампочку, заняла свое место и попыталась хотя бы лежать с закрытыми глазами, чтобы отдохнуть. Но вдруг Коша заговорил, все так же глядя вверх и не меняя позы:
– Откуда это вообще взялось – Кощей?
Я удивилась:
– Ты у меня спрашиваешь? Мне-то откуда знать?
– Меня так никто никогда не называл, кроме вас.
Задумалась. Наверное, и правда, не называли. Просто как-то в голову пришло еще в начале знакомства, так в ней и осело.
– Ну… я решила, что Коша – это сокращение.
Он долго помолчал, как будто переводил мои слова в уме:
– А, ну примерно так и есть. Я в первый раз увидел Ивана Алексеевича в изоляторе – он своих ребят вытаскивал. Заметил меня и спросил: «А это что еще за кошак задрипанный?». И зачем-то отмазал вместе со своими. Пацаны за ним подхватили, мне было насрать, и приклеилось намертво.
Я не смотрела на него, даже глаза не открывала – казалось, что любой взгляд собьет его откровенность,