Обладатель-тридесятник. Юрий Иванович
за Авиловой и её попытками вырваться. Ну и добрые две минуты его волновало состояние старика Хоча. Тот явно не умер, но в каком он оказался состоянии? И сможет ли нормально и полноценно продолжать обработку и перевоспитание фурии?
Почему сразу не растворил повреждённый фантом и не воссоздал вновь уже целёхоньким? Да по причине первого мысленного стона Игната Ипатьевича, который тот выдал ещё чуть ли не в полёте:
«Иван! Оставь меня как есть!..»
«Э-э-э?.. – недоумевал тот. – Зачем это? Что за склонности к мученичеству?»
К деду сразу бросились обе Сестри, оказывая первую помощь своими ведьмовскими умениями. Покряхтывающий дедуля уже пытался встать на ноги, потряхивая своими натуральными каштановыми кудрями. Но всё равно понять причину таких его действий оказалось затруднительно. Разве что довериться опыту старика и знаниям человеческой природы. Вон ведь, разгадал притворщицу! Заставил раскрыться, принудил показать своё истинное лицо со звериным оскалом.
«Хотя почему звериным? – размышлял Загралов, сдерживая смешок: дед только сейчас отбросил в сторону зажатый в кулаке подол сарафана. – Для любой иной нормальной женщины такое возмущение и попытка наказать наглеца вполне естественны. Только вот понимание её чувств ни в коей мере не приближает меня к решению проблемы. Как теперь быть и что делать? Её можно использовать лишь по добровольному согласию либо окончательно лишив сознания. Увы, процесс необратим! Опять-таки, если мне ещё и подвластен! Ну и о детях… Если она согласится заниматься только ими, стоит ли мне на подобную, половинчатую лояльность договариваться? Если девочки получат такого злобного, строптивого опекуна и наставницу, то вскоре могут стать зловредней Авиловой. А этого допускать никак нельзя!..»
Честно говоря, Хоч выглядел неважно. Помимо трясущихся коленок, у него тряслись разбитые губы, дёргалась нервным тиком порезанная щека, на лбу росла как на дрожжах багровая шишка, да и несколько рёбер оказалось сломано, не давая глубоко вздохнуть. Однако в глазах у экспериментатора плясали чертенята, с коими вместе он собирался продолжить беседу.
– Вань, теперь давай её медленно ставь в виде фантома передо мной…
– Так она тебя!..
– Придерживай! Владетель ты чего-то там или клык моржовый?! – ругался старик шёпотом. – Прикажи не двигаться, ничего не предпринимать и только внимательно слушать!
Не слишком хотелось идти у Ипатьевича на поводу. Хотя при внимательном просмотре всё того же двойного ростка аурного фона Загралов сразу отметил: тот привял и потускнел. То есть сил у ведданы осталось совсем ничего, все ушли в яростной вспышке и в попытках наказать вульгарного, покусившегося на женскую честь мужчину. Правда, прежде чем придать Авиловой телесную оболочку, он отправил всех своих жён и Ульяну с Дарьей к выходу из помещения, оставляя их у себя за спиной. Потом строптивицу спросил, согласовывая свои слова с Игнатом Ипатьевичем:
– Почему ты осмелилась на сопротивление обнявшего тебя мужчины?
На