Заклинатель Ос. Александр Витальевич Спахов
потрясающе, ослепительно красива, и ему совершенно наплевать, что у неё в сумочке фальшивый паспорт.
Лера приблизится. Улыбка осветит её лицо. Коля залюбуется ею и, боясь забыть, что не должен говорить по-русски, откроет рот для приветствия, но она опередит его и скажет:
– Николя, прости, я вчера обманула тебя. Сейчас ты узнаешь всю правду.
Коля посмотрел на Левый берег, к нему действительно шла назвавшаяся Лерой женщина. В её облике, осанке, походке, изгибе бровей не было ни малейшего намека на прошедшую ночь. Как будто между ними ничего не произошло. Словно они не испытали близость друг друга и не познали один другого в самые интимные мгновения жизни. Лера казалась сдержанной, если не сказать отчужденной. Коля недоумевал.
– Так, где тут у вас музей д’Орсэ, месье? И они пошли в музей. Да-да, просто пошли в музей. Не было случайных прикосновений, лёгких объятий, лукавых мимолётных взглядов, улыбок и намёков. Только живопись, скульптура и искусство. Коля ничего не понимал.
Когда экскурсия закончилась и остались позади импрессионисты, постимпрессионисты, сюрреалисты, абстракционисты, кубисты, дадаисты и прочая цветастая братия, Коля повернулся к Лере и сказал:
– Сегодня мы ужинаем в «Хвосте петуха». Я заеду в семь.
Глава 7
Москва задыхалась в пробках. Тысячи и тысячи автомобилей с включёнными двигателями, выпуская друг другу в нос синеватые выхлопы, выстроились прерывающимися у светофоров гусеницами, которые тянулись к центру по семи основным лучам проспектов.
На Варшавском и шоссе Энтузиастов правили бал большегрузные машины из Тулы и Нижнего Новгорода. По Каширке и Волгоградке тащились на «Жигулях» дачники-шестисоточники, по Дмитровке возвращались грибники и рыболовы, по Ленинградке жители неоднозначного района с кивающим на Америку названием «Зеленоград», а по Кутузовскому, само собой, скользило начальство.
В столице начальства много. Найдётся на любой вкус. Ты вроде как и не шишка, если домой едешь по Профсоюзной улице. Так, мелочь пузатая, пшик. Знать, нет у тебя секретариата, референтов, бюджетной позиции. И украсть тебе, судя по всему, неоткуда. Смело можно тебя обгонять и подрезать, брызгать на бока и подфарники. А на Кутузовском и Рублёвке совсем другое дело, там и машины выглядят почище и даже, кажется, размером побольше.
Там катит качественный, первосортный начальник, матёрый слуга царю, отец родной широким народным массам. Он глядит на детей своих через окошко с заднего сиденья казённого автомобиля и сетует, качая головой:
– Ну что с ними такое случилось? Что произошло? Совсем от рук отбились, озорники.
– Валидольчику, Петр Степанович? – спросит вежливо личный шофер, скосив глаза в зеркало заднего вида.
– Ничего, – отмахнётся начальник и продолжит: – Я старался… всё… Всё для них сделал. Всё, что они хотели, им пообещал, даже больше, чем мог, а они…
– Что – они, Петр Степанович?
– А они не верят! Оборзели… и не верят. Почему? –