Божьи дела (сборник). Семен Злотников
Вот так иной раз стоишь на краю пропасти, Лев Константинович, и даже об этом не подозреваешь! – как будто посетовал монах.
К своему ужасу, я в самом деле висел над пропастью, удерживаемый всего-навсего скользкой рукой и неведомой милостью странного незнакомца.
Откуда-то снизу, издалека до меня доносились всхлипы и стоны волн, казалось, в отчаянии бьющихся о прибрежные камни.
Море в Москве – в изумлении представилось – море в Москве!..
– От общения с вами – одно удовольствие, Лев Константинович! – прокричал он, помогая мне вновь обрести равновесие и почву под ногами. – Другой бы на вашем месте кричал и нервничал, вы же так скоро и правильно все схватываете!
– Ничего я пока не схватил… – пробормотал я, осторожно переминаясь с ноги на ногу.
– Не оступитесь! – опять крикнул он и крепко меня обнял.
Неожиданно в небе над нами сверкнула молния, осветив вершину скалы (крохотный пятачок, на котором мы оба едва помещались!) и седые равнины бушующего океана под нами – и больше ничего!
Замечу, однако, при всей напряженности момента страха я не испытывал.
В общем, напасти последнего дня могли приключиться в любом из моих романов – с той разве разницей, что на сей раз не я был автором!
Не иначе, подумалось вдруг, я кому-то понадобился в роли персонажа!
Оставалось понять – кому именно?
И с какой целью?
И почему, собственно, я?..
За размышлениями я прозевал момент, когда мы с монахом переместились с овеваемой всеми ветрами вершины в сырую монашескую келью без окон, с узким полуметровым лазом в стене вместо двери.
Мы с ним мирно сидели друг против друга на низких деревянных табуретах за грубо сколоченным столом, на котором я с удивлением обнаружил свой последний роман.
Монах, увидев мое замешательство, понимающе улыбнулся.
– Ваша последняя книга, Лев Константинович! – подтвердил он, не сводя с меня внимательно прищуренных глаз…
12
Тут, во избежание пробелов и недосказанности, я позволю себе отступление и повторюсь: с той самой минуты, как незабвенный родитель приколотил у меня над кроватью копию с картины Караваджо «Жертвоприношение Авраама», этот жуткий сюжет не шел у меня из головы.
Но можно сказать по-другому: давным-давно, в раннем детстве во мне поселился роман о несчастном отце и бедном сыне!
(Могу в скобках заметить, что Бога я, как ни старался, понять не мог, а человеку безмерно сочувствовал!)
История эта, как бы там ни было, непостижимым образом мучила меня и терзала – настолько, что я однажды отважился и придал ей некую литературную форму.
Неблагодарное это занятие – своими словами пытаться пересказать художественное произведение (тем более собственное!); рискну изложить самую суть…
Согласно преданию, «Бог потребовал от Авраама принести в жертву единственного сына Исаака; но когда Авраам занес нож, ему с неба явился Ангел и, взяв за руку, сообщил, что Бог убедился в его верности и не хочет человеческой