Из Парижа в Бразилию. Луи Буссенар
и поспешили возобновить на всякий случай запас дров для костра, который они постоянно поддерживали в своем жилище.
Тянулись томительные, нескончаемые дни и ночи, в течение которых путешественники наши находились в постоянном напряжении от ожидания, скоро ли кончится их бедственное житье среди снега и льда в обледенелой береговой впадине замерзшей реки.
К счастью, у них все-таки оказалось достаточно съестных припасов и, сверх того, эти припасы были довольно разнообразны. Так, у них был чай, сахар, белый хлеб – правда, мерзлый, разные консервы, водка, ром, коньяк и даже несколько свечей, которые пришлись весьма кстати в продолжительные зимние ночи.
При бережном расходовании этих запасов можно было втроем просуществовать безбедно в течение довольно значительного периода времени.
Лопатин вполне терпеливо переносил это вынужденное сидение в ледяной пустыне, но для французов оно было невыносимо, и они просто не знали, куда деваться от скуки.
– Но ведь это просто невозможно! – восклицал то и дело Жюльен. – Этак с ума можно сойти!..
– Потерпите, потерпите, – уговаривал его хладнокровный Лопатин. – Все устроится.
Жак ничего не говорил; он только сопел, вздыхал и угрюмо посматривал на друга, завезшего его в такую снежную даль.
От нечего делать путешественники занялись вылавливанием из полыньи кое-каких вещей; впрочем, занятие это не увенчалось большим успехом: удалось добыть лишь небольшой чемодан с платьем.
Лопатин взялся высушить платье, и тут французам представился случай подивиться способу, которым это было совершено.
Он не развесил мокрые вещи перед огнем, а, напротив, удалил их подальше от костра, вырыл яму в снегу, положил туда вещи и засыпал снегом.
– Что вы делаете? – воскликнул Жюльен.
– А вот увидите, – спокойно отвечал торговец. – В снегу вымерзнет вся влага из платья; если бы я развесил мокрые вещи перед костром, то они не просохли бы целую неделю; несколько дней с них капала бы вода. Теперь же я вам ручаюсь, что через несколько часов все будет совершенно сухо.
И действительно, на другой день все вещи оказались сухими, точно их выгладили утюгом; это развлекло французов, но ненадолго. Скоро к ним вернулась прежняя хандра.
– Так как же, господин Лопатин, – говорил Жак, – неужели вы и теперь станете утверждать, что якут нам не изменил? Неужели в вас до сих пор не поколебалась вера в якутскую честность?
– А ямщик, наконец? – поддерживал друга Жюльен. – Ведь тому нужно было только дойти до первой почтовой станции и заявить, чтобы нам выслали лошадей. Что же он-то не возвращается?
– То, что ямщик не возвращается, это объяснимо. Он человек подначальный. На станции могло не оказаться лошадей – что он станет делать? Наконец, ведь и между станционными смотрителями тоже попадается сплошь и рядом такая дрянь… Покажи им подорожную да прикрикни на них хорошенько – все сейчас сделают, а нет – ничего от них не добьешься.
– Но ведь ямщик должен был сказать смотрителю…
– Станет